– Здравствуй… – пауза длилась нестерпимо долго. – Знаю, ты не хочешь со мною говорить, не хочешь меня видеть, – голос Лилиан плыл как у пьяной.
– …
– Рада, что ты уже в норме.
– Не очень, тебе какое дело.
– Очень у нас не бывает… Она увела тебя, эта красотка.
– Она спасла меня. Кто она? Скажи!
– Ну, нет. Чего захотел. Странно, что она у тебя не в постели. Это ведь опытная шлюха, – медленно, ласково выговорила Лилиан.
– А кто тогда ты? Она в метро пропала. Дай мне её телефон!
– Ни за что. Значит, оклемался… Но если бы ты не жрал водяру, как зомби, и не сбежал от меня, всё было бы иначе, без ломки и ужасов, как в первый раз, помнишь? Помнишь?!
– Нет, и не желаю! Я не за тем к тебе приходил… Хотел со всем покончить. И с тобой и с этой жизнью.
– Жалеешь, что обломилось?
– Не жалею. Пусть всё будет, как есть.
– Глупый, ты живёшь, но в твоей жизни ничего не изменилось. И никогда не изменится. Что, ещё не настрадался? – было слышно, как она дышала в трубку. – Ты ведь опять придёшь. Чтобы уйти вместе, насовсем.
– Ты… Не приду, нет. И не думай!
– Значит, любви ищешь. Хочешь ещё боли? Крепкий мэн оказался. Но этой боли ты не выдержишь. Среди зверей живут звери, а ты не такой.
– Я повешу трубку.
– Ладно, не буду. Ты сам выбрал себе казнь.
Он не ответил, собираясь с силами, чтобы бросить трубку. Мучила жутковатая дрожь, будто ему позвонили из ада. Она, видно, почувствовала и перешла на быстрый шёпот:
– Я хотела дать тебе то, на что не способна обычная женщина…
– Бред.
– …почувствовать экстаз, освободить от страха смерти, помочь прожить дотла эту поганую жизнь – пока желание жить не иссякнет! Это удел немногих, одиноких душ. Ты сам к этому шёл. Я видела, знаю людей, поверь. Но ты решил вернуться, в стадо. Я звоню, чтобы проститься. Я уйду одна, рано или поздно. Уже решила.
– Крышняк трещит. Не замечаешь – совсем шизанулась?
– Я… не обижаюсь на тебя. Моё знание тебе недоступно. Оно невыносимо. Это знание истины, которой все боятся. Но ничего, кроме смерти, в мире нет и не будет… Не бойся хэша, милый. Не бойся уйти, когда всё надоест. Только так можно хоть немного пожить, пока не услышишь зов. Я услышала.
– Лилиан! – он беспомощно забормотал: – Это ты от отчаяния. Не надо! Ты умная, так много знаешь. Ты другим поможешь…
Он вспомнил о Лави, но услышал в трубке сухой, ломкий смех:
– Бедный, ты ничего-ничего не понял. Даже сейчас. Это тебя Бог пока хранит. Не знаю для чего. Прощай!
В уши горячечным пульсом били гудки, отзывались в мозгу. Бесчувственно застыла рука, с нею срослась раскалённая трубка. Он сидел в тёмной прихожей не в силах пошевелиться, лишь когда за дверью нудно закашлял во сне сосед, смог оторвать от пылающего уха телефон и, словно лунатик, вернуться к себе.
– Такая жуть из неё прёт. Зачем звонила? Проверяла насчёт ломки? Думала опять приманить? На жалость