Маше Максимовой
Косточка слюдяная
свернутая в клубок
мамку припоминая
возьми ее на зубок
сахарную сухую
раковину в горсти
вспомни жену плохую
чтобы ее спасти
спрятанная в ключице
бусина в пустоте
в скачке ночной волчицы,
в выпаренной воде
косточка-колокольчик
солнечный бубенец
швейной иголки кончик
в мутной крови сердец
косточка, что прочнее
кремня и миндаля
пламенно коченея
в черной дыре нуля
не смертоносным ядом
что в тайнике кольца
а неразменным кладом
под скорлупой ларца
косточка-невидимка
бледная на просвет
взятая с фотоснимка
где меня уже нет.
Кануны
– Посвети мне, пожалуйста, сквозь облака фонарем Диогена… – Озябла рука…
«Зеленые сестры на том берегу…»
Зеленые сестры на том берегу
лепечут о лете, растут на бегу.
А тот, что рыбачил, из тыщи один,
выходит, смеется, ловец-властелин.
Растерянно машет рукой,
и просит, но кто-то другой…
Дремучий валежник,
растрепанный путь,
где мир разгребает железную жуть,
а брат со сестрою глядят в водоем
и пьяною лютней глумятся вдвоем.
Керченское каприччио
Ночь со среды на четверг… Что же делать, чем буду утешен?
Спелою вишнею сыплется лето в ладони,
великанов и карликов, и крепость из черных кораллов
тушью густою выводят на влажной бумаге.
(Чтобы равными стать, необходимо упразднить промежуток).
Прочь