Французские маргиналы отсчитывают «новое время» с маоистского мая 1968 года – с таким же самодовольством, с каким наши «национал-предатели» вспоминают 1991-й или фальсификацию президентских выборов в 1996-м. Восстание масс, по большому счету, равнозначно восстанию посредственности. И мы видим, как эта посредственность создает собственную философию, устанавливает институции, навязывает собственный «интеллектуальный» вкус. Она пошла бы дальше, если бы политические и экономические модели «нового миропорядка» не оказались столь несостоятельными. Одна из тактик этих сил – подсаживание народов на комплекс вины. У нас была замечательная возможность наблюдать за превращением германской культуры в афро-исламо-американскую. России, похоже, готовилась иная, но похожая участь. Если разработана религия холокоста, то почему бы не доработать культ покаяния перед ГУЛАГом? Паскаль Брюкнер так и называет свое исследование – «Тирания покаяния». В России она почему-то не утвердилась, не нашла благоприятных условий и почвы. А ведь в начале 90-х казалось, что дело в шляпе. Если же воспринимать покаяние как инициацию, качественный сдвиг в сознании, ведущий к новым свершениям, то наши дела не так уж плохи. И у нынешней нашей армии есть шанс вновь стать великой и непобедимой. И у философии есть возможность стать не французской, а русской. И у поэзии есть шанс. Жан-Поль Сартр не мог разговаривать с американцами, поскольку чувствовал, что им чуждо понятие «первородного греха»… Меня отсутствие этой родовой травмы никогда не смущало. Не удивлюсь, что и мы, русские, от нее избавляемся – и скоро и нам не о чем будет говорить не только с американцами, но и с Сартром.
Я могу понять Умберто Эко, несколько маниакально размышляющего о «вечном фашизме». Он застал это трагическое и противоречивое время, воочию видел бригады Сопротивления,