Моцарт. Посланец из иного мира. Геннадий Смолин

композитор или это просто досужие вымыслы. Иными словами, удалось бы фактически доказать преступление в европейской культуре XVIII столетия, гениально описанного Пушкиным, а именно: начиная с июня – вплоть до 4 декабря 1791 года Моцарту с едой и питьем дозировано вводилась двухлористая ртуть – сильнейший металлический яд сулема. В итоге получилось бы, что тот круг вельможных персон, кто выдал «ордер на убийство» и ритуально уничтожал композитора, не ограничивался бы одним только Антонио Сальери.

      Есть один момент, который я хотел бы прояснить, прежде чем вы перевернете эту страницу, что я вовсе не рвался распутывать этот клубок тайн, проблем и загадок, поскольку не по своей воле оказался причастным к этой истории. Разгадка проста. Меня заворожила роскошь и красота музыки Моцарта, как и другие реальные персонажи этой истории: русская эмигрантка первой волны, графиня Вера Лурье, австрийский профессор музыки Гвидо Адлер, русский музыковед профессор Игорь Бэлза, ученые-медики и музыковеды из ФРГ Дитер Кернер, Вольфганг Риттер, Гунтер Дуда. Похоже, во всем этом был виновен бог музыки и гениальный музыкант Вольфганг Амадей Моцарт.

      Часть первая

      Noblesse oblige[1]

      «Что значит знать?

      Вот, друг мой, в чем вопрос.

      На этот счет у нас не все в порядке.

      Немногих, проникавших в суть вещей

      И раскрывавших всем души скрижали,

      Сжигали на кострах и распинали,

      Как вам известно, с самых давних дней».

Иоганн Гёте, «Фауст»

      Возвращение в «Шарлоттенград»

      «Ночь! Обольщенье! Кокаин! – Это Берлин!..»

Андрей Белый, «Шарлоттенград», 1924 год

      Мой вояж в Германию был обставлен как надо. Мы с Николаем Митченко, моим однокашником по институту, планировали его уже давно, но до реализации наших планов всё никак не доходило. Тогда, в апреле, я чувствовал себя довольно неважно. Сказалось всё: и пресловутый червь сомнений касательно нынешней работы и призрачность моего будущего. Все это подтачивало мой организм изнутри, а тут сошлось все воедино: меня неожиданно легко отпустили с работы на две недели. Николай прислал вызов, а я в экспресс-манере прошел стихию оформления необходимых документов в германском посольстве.

      У меня был неразлучный компаньон, старый мой приятель-технарь Виктор Толмачёв, работающий на кафедре МИФИ. Он был страстно влюблён в творчество великого композитора Вольфганга Амадея Моцарта, организовал музыкально-исторический и просветительский клуб «Кенгуру», рассказывая там о композиторах Германии, России, Италии и Франции. Толмачёв много переводил с немецкого и горел единственной страстью – напечатать в России как можно больше книг по истории музыки. Узнав, что я собираюсь в Берлин, Виктор поинтересовался, не смогу ли я оказать ему любезность – заехать к его дальней родственнице, очень старой и больной женщине, жившей в Вильмерсдорфе, пригороде германской столицы и отвезти