К сожалению, современные исторические или претендующие на такую роль фильмы грешат одним и тем же – их герои действуют не в контексте исторической эпохи, а как бы сами по себе, а поэтому и воспринимаются зрителями так, как хотели создатели картин, а не так, как собственно и было в истории. И в итоге мы видим не серьёзное полотно эпохи, не вдумчивый взгляд в прошлое, а то гламурную мелодраму с антисоветским уклоном вроде «Адмирала», то средненький боевичок эпохи Смуты типа «1612».
В фильме Лунгина царь Иван в самом начале фильма предстает глубоким старцем, впавшим в безумие (несмотря на то, что в 1565 году, когда была введена опричнина, государю исполнилось лишь 35 лет). До конца фильма все происходящие события рассматриваются автором только как порождение больного мозга грозного царя, а не как следствие самых разных внешних и внутренних причин и обстоятельств.
Вечно молящийся перед иконами и, тем не менее, творящий страшные зверства Иван, гениально (в том смысле, что сыграл он так, чтобы передать мысль автора фильма) сыгранный Мамоновым, предстает как воплощение какого-то вселенского зла. Сопротивление этому злу, выраженное в подвиге митрополита Филиппа и есть, по-видимому, основная мысль автора, есть то, ради чего он снял картину. Но переборщил, и, не дотянувшись до высот эйзенштейновского «Ивана Грозного», превратил русского самодержца в римского императора Калигулу из одноименного фильма Боба Гуччионе и Тинто Брасса.
Мысль о Калигуле не покидала меня на протяжении всего просмотра фильма. Когда оклеветанных бояр клеймили каленым железом, а затем выдали на растерзание диким зверям, когда царица вместе с опричниками била метлой по лицам несчастных, когда зрителя спускали в пыточные камеры, когда слышен был хруст выворачиваемых суставов и видны реки крови, когда сжигали живьем распоясавшегося юродивого, а «немец» демонстрировал царю палаческие приспособления, невольно вспоминался Древний Рим. Даже «блаженную» девочку-сиротку не пожалели – её убивает медведь тяжелым ударом «железной» лапы. Палачи, убийцы и сумасброды. Иной Руси-России в фильме нет. Есть лишь праведник Филипп, и тот погибает.
Еще одна черта фильма – это желание не осмыслить такое сложное историческое явление, как опричнина, к которому и по сей день нет однозначного отношения, а снять триллер – ужастик, насытив его психологизмами и натурализмами. Кровь и икона – вот главный антураж картины. И действительно, выходя из зала, чувствуешь себя, как будто побывал в аду кромешном.
Складывается впечатление, что в течение тех четырёх лет (со времени введения опричнины и до смерти Филиппа), царь только и делал, что сумасбродствовал и пил людскую кровь. Народ в фильме и вовсе оказался растворён в какой-то темной массе, полностью подчинившись воле безумного царя. И непонятно поэтому, почему в финальной сцене фильма (лучшей, на мой взгляд) этот же самый народ ослушался