В силу своего особенного положения в экипаже «Ингерманланда» Невельской в этих обсуждениях прямого участия не принимал. Дистанция, возникшая между ним и остальными офицерами с того момента, когда Федор Петрович Литке возложил на него обязанности наставника великого князя, с каждым годом становилась все ощутимее, и к этому походу приобрела форму вежливого, но вполне явного отчуждения. Невельского это ничуть не тревожило, тем более что он уже не один раз выслушивал в Кронштадте предположения особо суетливых штабных офицеров о грядущем его назначении командиром фрегата «Паллада». А это значило, что дистанция между ним и кают-компанией скоро должна была стать естественной и приличествующей его положению. Теплых же человеческих связей с офицерским собранием «Ингерманланда» у него не установилось. Более того, Невельской, скорее всего, счел бы их утомительным и никчемным излишеством. Дружбы он ни с кем не водил. Начиная с Морского корпуса, держался особняком и всегда немного настороже. Быть может, причиной тому были малый рост и побитое оспой лицо, что при его гордости не позволяло ему навязываться, а возможно – строгое матушкино воспитание. Потеряв одним разом в оспенной эпидемии двадцать третьего года и отца, и мужа, а с ними еще и младенца Елизавету, выживших детей она сочла поводом для своей любви уже не вполне уместным. Так или иначе, ни с однокашниками в корпусе, ни потом с офицерами на кораблях Невельской дружбы своею волею не искал.
И все же теперь он прислушивался к негромким разговорам, которые велись во время обедов за мерно раскачивающимся длинным столом о европейской политике и о вероятном участии в ней господина Семенова. Офицеры предполагали, что их загадочному пассажиру надлежало вступить в какие-то секретные переговоры с такими же секретными личностями, назначенными для этих целей от других великих держав, однако у Невельского были свои, и весьма тревожные на сей счет соображения. Он подозревал, что появление господина Семенова на борту может быть следствием чрезвычайного происшествия с великим князем в Лиссабоне. Во всяком случае, эта теория вполне увязывалась с переменой его собственного положения на судне.
Почти сразу после выхода в океан Невельского без каких бы то ни было объяснений отстранили практически от всех его обязанностей по кораблю, и в образовавшееся у него теперь избыточное