– Можно воспользоваться планшетом? – Я уточняю скорее из вежливости. «Техника во всех блоках – бесплатная», – вещает Семерка с экранов Сети.
– Конечно, – говорит Джон и скрывается в коридоре.
Я тянусь к планшету. Пальцы не трясутся, и, кажется, у меня получилось бы встать, но эксперименты – потом.
Я захожу в Сеть. Ищу информацию о третьем блоке. Копирую контакты и набираю номер.
– Отделение невиновных. Чем могу помочь? – раздается высокий женский голос.
Я тереблю волосы.
– Мне нужна Элла Бейкер.
Молчание.
– Вы меня слышите? – шепчу я.
– Хм… Пациентка не хочет ни с кем разговаривать. Прошу прощения.
– Почему?
– Такое бывает с молодыми сущностями. Дайте ей время прийти в себя.
Прийти в себя.
Эта женщина не понимает, о чем просит.
Я отключаюсь. Ввожу номер, выученный еще в первом классе. Ответь, Кир. Преврати все в шутку…
Хоть это и невозможно.
Спустя сотни ударов сердца на экране появляется друг.
– Сова, ты где пропадаешь? – ворчит он вместо приветствия. – Я вообще-то жду.
– Странно. Я думала, с новой подружкой тебе некогда скучать.
– А чего это ты в больничной одежде? – С подозрением щурится он. – Случилось что?
Я до боли закусываю губу.
Просто успокойся. Просто объясни.
Просто уничтожь себя.
Из горьких мыслей меня вытягивает недовольный голос Кира:
– Сова? Ты там жива?
Нет. Я умерла еще вчера.
– Все хорошо, – глупо улыбаюсь я. – Тут такое случилось…
– Не пугай меня.
– Элла сбежала на стройку, – начинаю я.
С каждым словом Кир мрачнеет, а я исчезаю, разбираю себя по косточкам и все отчаяннее борюсь с желанием разрыдаться.
– Ты это. Держись там. Я приеду. Лады?
Мы прощаемся. Я вздыхаю и опускаю ступни на ледяной пол. Рядом валяются тапочки, но мне нужен холод. Чтобы очнуться. Чтобы вернуться в реальность.
Я поднимаюсь.
Мышцы бетонной тяжестью тянут меня ко дну. Я хватаюсь за тумбочку, а голова продолжает кипеть. Мне бы нырнуть в жидкий азот и не всплывать.
В коридоре много людей: Утешителей и таких, как я. Потерянных, слабых до тошноты.
Через пять дверей ядовито-белым светится вывеска столовой. Я не голодна, но сидеть в одиночестве не могу. Громкие голоса мешают думать. И пусть.
Здесь люди живее, чем на улицах. Они не в масках. Они – не картонки.
Все кружится. Я замираю у входа. Боюсь смотреть на индикатор. Какой он? Красный? Оранжевый? Зеленый?
Делаю шаг. Очередь к драгоценным пакетам с белой кашей тянется от самых дверей. Я становлюсь в конец и едва сдерживаю вскрик – там та, чьи глаза до боли похожи на глаза Ника. Только эти – в сто раз холоднее и жестче. В них нет ни капли наивности. Она, как и раньше, носит каре и красит волосы в русый цвет. Как и раньше, ненавидит меня. Ничего не меняется.
И не поменяется. Никогда.
Альба.
Она