Тем временем второй механик перешел к рассуждениям о своем финансовом положении и чувстве собственного достоинства.
– Кто пьян? Я? Ничего подобного, капитан! Пора уж вам знать, что наш первый механик не слишком-то щедр и даже воробья допьяна не напоит, ей-богу! На меня алкоголь никогда не действовал, нет такого зелья, от которого бы я опьянел! Давайте пить на пари: вы – виски, а я жидкий огонь, и, ей-богу, я останусь свежим, как огурчик. Хоть сейчас! А с мостика я не уйду. Где мне еще подышать свежим воздухом в такую ночь, как сегодня? Не на палубе же со всяким сбродом?! И не подумаю! Чего мне вас бояться?
Немец воздел свинцовые кулаки к небу и безмолвно потряс ими.
– Я никого и ничего не боюсь, – с пьяным занудством твердил механик. – Не боюсь проклятой работы на этой гнилой посудине. Радуйтесь, что на свете есть такие люди, которые не дрожат за свою шкуру, иначе… Что бы вы без нас делали, вы и эта старая калоша с обшивкой из просмоленной бумаги? Вам-то хорошо, вы и из нее вытягиваете монету, а мне что прикажете делать? Сколько я получаю? Жалкие сто пятьдесят долларов в месяц! Покорно благодарим. Позвольте спросить вас, почтительно, заметьте, кто станет цепляться за такую работу? Опасную причем! Но я один из тех бесстрашных парней…
Он отпустил поручни и стал размахивать руками, словно желая нагляднее продемонстрировать, насколько он храбр, его тонкий визгливый голос взлетал над морем, механик встал на цыпочки и принялся кричать еще громче, как вдруг… полетел вниз головой, будто его сзади подшибли палкой. Падая, он заорал:
– Дьявольщина!
За воплем последовало минутное молчание. Джим и капитан пошатнулись, но удержались на ногах и, выпрямившись, с изумлением поглядели на невозмутимую гладь моря. Потом взглянули вверх на звезды. Что случилось? По-прежнему раздавался приглушенный стук машин. Такое впечатление, что земля споткнулась на своем пути. Они ничего не понимали, и внезапно тихое море и безоблачное небо показались им обоим жутко ненадежными в своей неподвижности. Механик с трудом поднялся и съежился в неясный комок, который произнес сдавленным голосом:
– Что это такое?
Тихий шум, словно бесконечно далекие раскаты грома, слабый звук – не вибрация ли воздуха? – и судно задрожало в ответ, как будто глубоко под водой грохотал гром. Два малайца у штурвала, блестя глазами, смотрели на белых людей, но темные руки по-прежнему уверенно сжимали спицы. Острый кузов «Патны», стремясь вперед, казалось, постепенно приподнимался на несколько дюймов, словно делался гибким, а потом снова опускался и по-прежнему рассекал гладкую поверхность вод. Дрожь прекратилась, и слабые раскаты грома сразу смолкли, будто судно оставило за собой узкую полоску вибрирующей воды и звучащего воздуха.
Глава IV. Допрос
Месяц