Прекрасна жизнь! На скатертном снегу
Напутал птичий след крестов и знаков.
И хлопнув дверью, ты ушел в тайгу,
Неповторим и одинаков.
По снежным елям гарцевал мороз,
И шелушился жалостный ольшаник.
Бело и тихо. И не видит слез
Никто из обреченных на молчанье.
*Я курил злонамеренный деготь,
Утопая по шею в меду,
Но не мог огорчить и растрогать,
И расстроить пчелиную мзду:
Прилетали, жужжали, вносили…
И чтоб сладкую жизнь превозмочь,
Голосила душа от усилий,
Источая защитную желчь.
И когда эту чашу я поднял,
Испустив окончательный вздох,
Загрустил сатана в преисподней
И сиропом расплакался Бог.
Как лес – расти, как зверь – существовать.
Исчезнет все, что непрестанно мучит.
Случайно – жить, рождаться, умирать.
И путь мой ничему вас не научит.
Я есть. Кто поручится: был и буду?
Вчерашний я – совсем не я уже:
Одни меня запомнят как паскуду,
А у других взгрустнется на душе.
Хочу лететь, но кто же залатает
Прорехи в паутине бытия?
А между тем тугую сеть сплетают
Для вольной пташки – знаю, знаю я!
Плоть или сон? Ау! Ау, ответь мне,
Ты, кто был мной и снился наяву…
Интерференция в двенадцатом столетье;
Да в Гончих Псах взъерошило листву.
Нас создал космос, жалкая стряпуха,
Из неслиянных атомов слепил,
Разъединил он голову и брюхо
И сердцем дисгармонию скрепил.
*Раздвоен изначально и навеки
Ты, человек! И в круглой голове
Круглится мысль о богочеловеке
И общечеловеческом родстве.
Еще не ясно, в племенном ли стаде
Иль в хоре ангелов, но выяснится впредь —
Планета лопнет: мысль – ее исчадье —
Калечит плоть и разрушает твердь.
Усталый и злокозненный создатель,
Наш прах развеяв, ототрет чело.
Но мысль моя, как исступленный дятел,
На Млечном древе выдолбит дупло.
*Мне нечего хотеть. Мне некуда идти.
И жизнь, по-видимому, смысла не имеет:
За триллионы лет один микрон пути
К могильным кустикам шалфея.
В космической квашне смешались навсегда
Мука пространств и влага горных речек,
И пекарь, чтоб испечь удачный хлеб, туда
Вливает дрожжи человечьи.
Не унывайте же! Мы встретимся опять,
Пусть не людьми, но им равновелики,
И с утренней звезды я стану излучать
Свои взыскующие блики.
*И какое может быть крушенье,
Если столько в поезде народу?
Стучали колеса, зеленый вагон
Средь лунной полуночи плыл,
Смеялся ребенок,