В другом месте: жалобы крестьян, спор с заводовладельцами: сложное дело, касающееся более 3000 рабочих.
– Ну, это сложно, – решает мудрый Лукошков и, обращаясь к своему чиновнику особых поручений, поручает ему расследовать дело, составить записку, изложить свое мнение, а сам уезжает…
Все это слышал сегодня от двух пермяков, совсем испуганных Лукошковым. И едет он сюда с массою записок и проектов.
Между двумя ведомствами, гражданским и военным, сегодня явилось разногласие. В «Правительственном вестнике» появился приказ наград гражданских чинов, а военного приказа в «[Русском] инвалиде»[210] не появилось, к большому разочарованию многих.
Погода, дождливая на первую половину дня, стала веселою на вторую, и народное гулянье удалось вполне. Слышал сегодня чудеса про знаменитого [О. С.] Костовича, отставного сербского офицера, долго слывшего за сумасшедшего, но теперь входящего уже из мрака, где 13 лет он терпел лишения и насмешки, в яркую область славы и осуществления своей idée fixe[211]. Idée fixe эта – аэростат. Поселенный благодаря военному министру[212] в хорошее помещение близ Смольного, он теперь счастлив и весел, как ребенок. Близится час, как он говорит, когда весь мир увидит плод его долголетних усилий – воздушный полет столь же спокойный и безопасный, как поезд железной дороги. Он открыл два секрета: первый – искусство управления шаром – безусловно, и второй: состав, именуемый искусственным деревом, который оказывается легче картона и прочнее железа. По поводу этих двух открытий он говорит, что когда узнают его секреты, всякий рассмеется при мысли, как просто то, что он первый нашел![213]
Пока этот секрет он открыл только одному генералу. По его словам, он надеется в будущем году совершить первую большую поездку на шаре, вмещающем 6 персон с багажом. Курьезно, что каждый фунт и полуфунт лишнего веса требует больших и сложных математических расчетов, но, говорит он, со временем каждый лишний пассажир, каждый лишний багаж будут требовать такой только расчет, который в состоянии будут делать всякий кондуктор или артельщик. Чтобы судить о качестве работы этого гениального сумасшедшего, можно остановиться на следующем факте; чтобы сшить свой шар, объема Михайловского манежа, ему нужны были особенная иголка и особенные шелковые нитки. То и другое он искал по всему свету, выписал все образцы, и только после года розысков нашел нужную иголку в Америке, кажется, и нужный шелк в Болонье, куда он специально для заказа ездил. Материя шелковая, из которой шар сделан, до того прочна, что ее и кипятком, и кислотою поливают, и ничего; состав, им открытый для труб, проходящих через