– Как. – Лида хотела спросить, какое судно, но слова давались с трудом. Наверное, ее разбил инсульт, решила она. Немудрено, с такими переживаниями.
– Все можно, милая, не стесняйся, давай, я сразу вынесу, – неверно истолковала ее слова добрая нянечка.
Но Лиде не хотелось в туалет, она лишь мотнула головой и отвернулась к стене. Старой, с облезлой казенной краской, потерявшей свой изначальный цвет и покрывшейся трещинами. В такой обстановке хотелось только одного – умереть как можно скорее. Финал вполне достойный всей ее несчастной жизни. Осталась одна, парализована, никому не нужна. Никто из-под нее горшки выносить не будет – ни муж, ни сын, ни уж тем более сестра. А больше и некому.
В носу моментально защипало, и она разревелась. Нянечка, уже обслуживающая другую пациентку – в палате реанимации их было шестеро, – услышала сдавленные рыдания. Она снова вернулась к Лиде и с сочувствием уставилась на несчастную женщину. Бледная, растрепанная, ввалившиеся глаза окружены синяками – издали казалось, будто лицо женщины разукрасил неумелый гример. В том, что та была несчастна, сомневаться не приходилось.
Она сама лично стала свидетельницей скандала, разразившегося сегодня утром. Муженек бедняжки орал и требовал сказать ему, когда «эта притворщица» выйдет из больницы, потому что сына некому в аэропорт везти. Он держал в руках какой-то сверток, похожий на небольшую посылку, и кричал, что если Лидка (так и сказал – Лидка) все деньги за границей промотала и понаприсылала сама себе оттуда посылок, то он не виноват, и денег на ее лечение у него нет.
Разбушевавшегося мужика еле выставил из реанимационного отделения охранник, а посылку нянечка прихватила с собой – он так и оставил ее лежать на стуле.
– Тебе, милая, посылка тут, – тихонько понизив голос, сообщила она Лиде. Вообще проносить в палату реанимации что-либо строжайше воспрещалось, но нянечка, проработавшая здесь почти всю свою сознательную жизнь, иногда эти запреты обходила. Особенно если видела, что пациент не жилец. А в том, что женщина долго не протянет, сомневаться не приходилось. Совсем неважно, какие там у нее травмы и какие чудесные руки у Ивана Ефремовича. Он все равно ей не поможет, потому что женщина не хочет жить.
– Как… – снова Лиде не удалось выдавить из себя вопрос «какая?».
– Сейчас принесу, – понизив голос до заговорщического шепота, пообещала санитарка и, словно старая хромая утка, заковыляла прочь.
Посылка? Какая еще посылка? Лида ничего не понимала, и слова нянечки донеслись откуда-то из глухого тумана. Ей конец. Она станет овощем и просто сгниет в какой-нибудь богом забытой дыре, где ее каждый день будут попрекать куском хлеба и считать часы до того момента, когда она испустит дух.
– Вот, милая, давай распакую, – добрая нянечка довольно