– Сказал, значит, исполню, – отчеканил Сергей Семёнович и потребовал магарычи.
Попойка продолжалась. Чуркин отошёл от двери, присел к столу и сказал потихоньку Осипу:
– Знаешь, кто с нами по соседству живет? Тот самый богатый купец, которого мы вчера вечером в трактире видели.
– Неужели? – вытянув шею, проговорил каторжник.
– Да, он самый, я его по голосу узнал. Завтра вечером к нему принесут много денег, надо подглядеть, куда он их хоронить будет.
– Небось, с тобой в кармане носит.
– Это для нас всё равно и из кармана достанем, а теперь – пойдём-ка за париками, – пора. Позови сюда коридорного.
Вошёл бритый, средних лет, служитель; по ухватке его было заметно, что он из дворовых.
– Что прикажете? – обратился он к Чуркину.
– Убери, братец, посуду, да скажи, в котором часу у вас гостиница запирается, – мы вернёмся поздно, в гостях будем.
– Всю ночь открыта, – ответил он.
– Ну, хорошо, ступай.
Разбойник оделся, вышел с Осипом из номера, запер его на ключ, и через минуту они были уже на улице.
Начинало смеркаться; на улицах и на площади перед Гостинным двором сновал народ; кое-где слышались песни и звуки гармоники. Укутав лицо в воротник тулупа, быстрыми шагами пробирался Чуркин со своим подручным к цирюльне; вот они уже и около дверей её, который оказались запертыми.
– Рано же укладываются на покой здешние брадобреи, – проговорил разбойник и постучался в окно.
Ответа не было. Стук повторился; в цирюльне показался огонёк, затем дверь скрипнула и отворилась.
– Что нужно? – послышался голос.
– Хозяин дома? – спросил Чуркин, – Мы парики у него заказали, готовы они или нет?
– Сделаны, пожалуйте получить.
Вышел хозяин заведения, зажёг другую свечку и предложил примерить заказанные парики.
– Нечего их примеривать, дома поглядим, хороши будут – так оставим, а нет – назад принесём.
– Как вам угодно.
– Получите, сколько нужно доплатить.
Цирюльник сказал цену. Разбойник не торговался, отдал деньги, взял парики, отдал их каторжнику и они вышли.
– Смотри, не потеряй их, положи за пазуху.
– Будь покоен, в целости сохраню, – ответил каторжник.
– Ну, теперь пойдём на знакомую улицу.
– Что ж там будем делать?
– Я пойду в тот дом к той женщине, у которой быль днём, а ты подожди меня на улице.
– Смотри, атаман, в капкан не попади.
– Знаю, чай, куда иду; враг, что ли, я себе.
– Запутает она тебя и не вывернешься; доверяться бабам нельзя; видел, небось, какие у ней приятели есть, садилы за первый сорт.
– Будет зря-то толковать, – как бы осерчав, протянул разбойник, шагая по середине улицы.
Улица, на которой жила Прасковья Максимовна, не была оживлена прохожими; изредка только проскользнёт по ней какой-либо человек и затем всё стихнет; в окнах домиков горели