Не чужд северному предпринимательскому духу был и иной тип купца, ассоциированного в широкие корпорации, обладавшие значительным капиталом и влиянием. Здесь, прежде всего, следует иметь в виду гостей-сурожан. В затянувшемся споре о значении этого слова, производного то ли от средневекового русского определения «сурога», то есть шелк, то ли от русского названия города Сурож, которым, по мнению одних[674], обозначались греки, по заключению других[675], – русские, по наблюдению третьих[676], – итальянцы, а четвертых[677], – армяне, я склонен отказаться от самого способа решения данной проблемы путем этносоциального предпочтения. Термин «сурож», как и производное от него слово «сурожанин», мне представляется отражением славянской картины мира, той ее важнейшей части, которая соотносилась с источником света, тепла и жизни, а именно: с Югом. Эта сторона пространства в генетической памяти славян воспринималась местом обитания Сварога и его сына, Сварожича, или иначе Суорожича, солярных богов славянского пантеона. Поэтому «сурожанами» в русских землях называли купцов, пришедших с Юга вообще: из Кафы и Аккермана, из Азака и Хаджитархана. Как иностранцы, они пользовались в русских княжествах статусом гостя, обнаружив в конце XIV–XV вв. стремление к натурализации.
Впервые упомянутые в «Ипатьевской летописи» под 1288 г. и насчитывавшие сотни имен в документах XV в. сурожане действовали на всех путях «из варяг в греки». Их можно было встретить на торговых площадях Великого Устюга и Новгорода на Севере, на рынках Константинополя и Токата на Юге. Они имели склады и торговые ряды в Москве и Кафе. Располагая, в целом, средними капиталами в 20–30 рублей и изредка имея более 100–200 рублей, они ввозили в Кафу северных товаров в 80-90-е гг. XV в. примерно на 192000 рублей (19000000 аспров), давая доход кафскому пашалыку 160000 алтын (960000 аспров)[678]. Подобные масштабы торговой активности сурожан, контрастирующие со сниженными оценками ряда ученых[679], должны предполагать более высокий уровень их социально-экономической организации, чем это представлялось прежде[680]. Пример Степанки Васильева, совершившего в 70-90-е гг. XV в. четыре поездки из Москвы в Константинополь и Заморье[681], едва ли может претендовать на типологическое обобщение. Сурожанин отнюдь не был предпринимателем, лично исполнявшим все торговые операции: от закупки товара и его транспортировки – до полной реализации. Разнообразные документы, касающиеся исков по завещаниям, востребованию выморочных имуществ, исполнения тех, или иных торговых поручений[682], говорят об известной специализации среди