Артур бросил небрежный взгляд на письмо и отложил его в сторону.
– Оно вам знакомо?
– Нет.
– Вы отрицаете, что это ваш почерк?
– Я ничего не отрицаю. Я не помню такого письма.
– Может, вы вспомните вот это?
Ему передали второе письмо. Он узнал в нем то, которое писал осенью одному товарищу-студенту.
– Нет.
– И не знаете лица, которому оно адресовано?
– Не знаю.
– У вас удивительно короткая память.
– Это мой давнишний недостаток.
– Вот как! А я слышал от одного из университетских профессоров, что вас отнюдь не считают неспособным. Скорее наоборот.
– Вы судите о способностях, вероятно, с полицейской точки зрения. Профессора университета употребляют это слово в несколько ином смысле.
Нотка нарастающего раздражения явственно слышалась в ответах Артура. Голод, спертый воздух и бессонные ночи подорвали его силы. У него ныла каждая косточка, а голос полковника действовал ему на нервы, точно царапанье грифеля по доске.
– Мистер Бертон, – строго сказал полковник, откинувшись на спинку стула, – вы опять забываетесь. Я предостерегаю вас еще раз, что подобный тон не доведет до добра. Вы уже познакомились с карцером, и вряд ли вам захочется попасть в него вторично. Скажу вам прямо: если мягкость на вас не подействует, я применю к вам строгие меры. Помните, у меня есть доказательства – веские доказательства, – что некоторые из названных мною молодых людей занимались тайной доставкой запрещенной литературы через здешний порт и что вы были в сношениях с ними. Так вот, намерены ли вы сказать добровольно, что вы знаете обо всем этом?
Артур еще ниже опустил голову. Слепая ярость шевелилась в нем, точно живое существо. И мысль, что он может потерять самообладание, испугала его больше, чем угрозы. Он в первый раз ясно осознал, что джентльменская сдержанность и христианское смирение могут изменить ему, и испугался самого себя.
– Я жду ответа, – сказал полковник.
– Мне нечего вам отвечать.
– Так вы решительно отказываетесь говорить?
– Я ничего не скажу.
– В таком случае мне придется распорядиться, чтобы вас вернули в карцер и держали там до тех пор, пока ваше решение не переменится. Если вы не образумитесь и в дальнейшем, я прикажу надеть на вас кандалы.
Артур поднял голову. По телу его пробежала дрожь.
– Вы можете делать все, что вам угодно, – сказал он тихо. – Но допустит ли английский посол, чтобы так обращались с британским подданным без всяких доказательств его виновности?
Наконец Артура увели в прежнюю камеру, где он повалился на койку и проспал до следующего утра. Кандалов на него не надели и в страшный карцер не перевели, но вражда между ним и полковником росла с каждым допросом.
Напрасно Артур молил бога о том, чтобы он даровал ему силы побороть в себе злобу, напрасно размышлял он целые ночи о терпении и кротости