Он обошел дом. Нашел полную воды кадку под сливной трубой. Опустил в нее лицо и долго глотал ледяную безвкусную воду. Потом вымыл лицо, руки, шею. Застегнул до капюшона ветхую осеннюю куртку и пошел в дом.
Под ногами поскрипывало от мусора, пахло мышами и сыростью. Он обошел пустые комнаты – их было три. Зашел в кухню. Скорее угадал, чем рассмотрел широкий самодельный стол, две скамьи вдоль стен. Пустые кухонные полки. Тумбочка с тремя выдвижными ящиками. Он дернул верхний, сунул туда руку, пошарил. Нашел коробок спичек, скомканную бумажную пачку окаменевшей соли, две сложенные вчетверо газеты. Второй ящик был пуст. В третьем обнаружился нож. Настоящий охотничий нож. Правда, очень старый, с растрескавшейся деревянной ручкой и поржавевшим широким лезвием. Это было все, что он нашел в заброшенном доме. И это все он рассовал по карманам. Потом снова прошел по комнатам. Остановил свой выбор на самой дальней, самой маленькой, с узким окном, сел в угол напротив двери, вытянул ноги и закрыл глаза.
Он провалился в сон мгновенно. И так же мгновенно очнулся. От холода, мышиного шуршания, неясного света раннего утра. Очнулся, медленно поднялся на ноги и начал разминаться, чтобы согреться.
Взмах руками: раз, два, три, четыре. Приседания, через каждое третье – прыжок на месте. Махи ногами. Резкие повороты туловищем. Надо же, тело не забыло. Тут же отозвалось бурным гоном крови по венам. Он согрелся. Повеселел. Понял, что жутко проголодался и полез в карман за комком соли, который ночью вытащил из ящика тумбочки.
Соль способна сохранить влагу в организме, это он точно знал. А это лишние силы, лишнее время, которое он должен выиграть у своих преследователей. Он облизывал окаменевший соляной кусок, прислонившись спиной к стене в том углу, где проспал несколько часов до рассвета. И слушал лес. Сначала было тихо. Очень тихо. А потом…
Отчетливо зашуршала высокая высохшая трава, которую тут никто давно не косил. Треснул сук. Это могло быть животное, которое подкрадывалось к легкой добыче в полуразвалившемся доме? Да, могло. Но это могли быть и люди. И этот треск. Это мог быть щелчок затвора. Или все же трещит валежник под копытами лося? Или?..
Лихорадочные скачки его трусливых мыслей были прерваны громким криком с улицы:
– Эй, старик! Выходи! Мы знаем, что ты здесь!
Старик?! Почему старик? Ему же всего тридцать семь лет! Тридцать восемь через неделю. Надо же, как отчетливо вспомнилось! Он уже года три не праздновал свой день рождения. Как его списали, так он и умер. Если умер как спортсмен, считал он, значит, умер и как человек. А если умер, то к чему праздновать день рождения. Так ведь?
Они его с кем-то перепутали! Он не старик. Он еще молод и достаточно силен, раз с такой легкостью их всех обставил. Он сейчас выйдет и скажет им, что они ошиблись.
– Выходи, а то мальчик