– А и правда ваша, госпожа, в канаве-то дохлая собака валяется. Вот ведь прохвост! – сокрушался Паул. – Теперь придется платить тиву Удазу за очищение колодца.
Услуги магии эсмондов были недешевы.
– Сторож заплатит, – буркнула Джона. – Поехали уже! Закрой калитку в беседке, и поехали!
Она замерзла и злилась. На сторожа-живодера, на усиливающийся дождь, на без умолку болтающего с кучером сына, на суеверных крестьянок, на весь этот мир и даже на призрак убиенной собаки. Все не кстати, все не вовремя, все по-глупому… Начиная от неудавшегося заговора и заканчивая последним приступом вселенской справедливости.
«Можешь теперь радоваться, сиятельная, порок наказан, а жестокость отомщена. Победительница колодезных сторожей!»
Обедали почти в официальной обстановке: графиня не только переоделась к трапезе, но и обновила драгоценности, старший сын – чопорный до ледяного хруста, в белом галстуке, младший – глазастое невинное чудо в начищенных до блеска башмачках. Прекрасная леди и два ее верных оруженосца. Вместо доспехов – накрахмаленные салфетки, вместо мечей – серебряные вилки, вместо врагов… На этом аллегории у Джоны кончились. Вот чего у леди Янамари вдосталь, так это врагов. На любой вкус – начиная с благородно-мудрых эсмондов, заканчивая великим повелителем Империи Синтаф – Атэлмаром Восьмым (он же – Святой Идвиг, что на языке одержимых диллайн одновременно: благосостояние, богатство, процветание и война). Причем чувства взаимны настолько, насколько это вообще возможно.
Оливка на вилке – черная и блестящая. Ам! И нет ее.
Люди живут, пока живы, а шуриа живут, пока чувствуют нить жизни в своих ладонях. Пока пульсирует на самом остром острие напряженный нерв, пока чувства обнажены до предела. И Ненависть в этой игре такой же равноправный игрок, как Радость и Любовь. Пока от чужого, мельком брошенного взгляда каждая волосинка на коже будет вставать дыбом, до тех пор ночь не