А теперь пять дней в неделю: уходила в школу, а возвращалась ночью. Всех будила, не попадая в замочную скважину, – тогда у нее еще ключи не отобрали. А на выходных ее совсем не было. Не знали, где она и чем питается. Родители выдирали провод из телефона, чтобы никто позвонить не мог. Стали отрицать – как и она ведь, она нас научила! – ее существование. Надоело верить, что что-то может измениться.
Так вот, я потом открыла для себя, а мать с отцом, видимо, раньше от кого-то узнали, что ходит она в квартиру неподалеку, к наркоману вроде бы. И спит с ним, но не колется. А для нас она, конечно, кололась, в этом был весь смысл.
Меня стали ласкать, глядели с любовью. Появился новый оттенок – «мы тебя защитим» называется. «Мы дадим тебе образование (какое посчитаем нужным, в скобках), счастье, нормальную жизнь». «Мы – тебе».
Я зверела от этих взглядов. Я была счастливо убита, потому что всюду была она. И в этой любви и в этих обещаниях сквозил ее образ, как призрак.
Стали говорить, что там ее бьют. А я думаю, она и радовалась, и просила наверняка. Она, когда избита была, когда чуяла гнев, вся прямо оживала и принимала в себя. И человек закономерно увлекался! Энергия рук, ног, разворот корпуса. Власть над пространством. Над ее пространством.
Вскоре к нам наведался соцработник. Так и так, в школе появляется редко, вся в синяках, что делать будете? И тут началась борьба за ее сдачу. Борьба за выгодное поражение. Мы решили отпустить ее, а ее никто не хотел, никто не мог ее поймать, прежде всего. Она была к нам привязана обществом, то есть сетью условностей, но, если разобраться: кто она нам? Зачем она нам?..
Несколько дней, случившихся в полной глухоте, мы провели на даче. Как в колыбели. Когда вернулись, на пороге обнаружили его. Родители узнали, а я впервые столкнулась.
Это был парень из той квартиры. Наркоман, как нарекали «всё знающие», с именем звучным – Роман. Как поэтична ирония жизни, смерти!..
Грустный, с неровной улыбкой, темными впадинами глаз, из которых шел, как из весеннего окна… свет?! Я пошатнулась, мне было дурно. Окна-окна-окна!
Он был бесстрашный и робкий. И он спросил:
– Где ваша дочь?
– У нас нет дочери, – ответили заученно. Но Я, Я была там!
– Идем, – сказала мать, и его пустили в НАШ дом.
А я не хотела его знать, не хотела, чтобы он ступал по моему полу. Почему так? Почему всё так?!.. Как мне было тогда больно, я была предана, я была больнее всех больных. Мне стало плохо, никто не заметил. Я прошла за всеми на кухню.
– Я заберу ее, – сказал он. – Я смогу. Я зарабатываю немного и…
– Ей нужно лекарства принимать, – бесцветно – отец. – Это нельзя.
– Ничего