Игорь Громов-Дранкинъ каждой своей фотографией Петербургского цикла заставляет звенеть потаенные струны моей не в меру чувствительной души.
Хочу отметить, что быть певцом Ленинграда-Петербурга – занятие очень непростое и даже не самое благодарное.
Ведь этот город со дня основания служил натурой для бесчисленных живописцев.
И разумеется, с развитием более доступного и, если можно так выразиться, более оперативного искусства – светописи, то есть фотографии – городские пейзажи Петербурга стали одной из самых излюбленных (как и самых легких, на первый взгляд) тем.
Каюсь, в юности я успел испробовать едва ли не все возможные виды искусств, лишь ко второй половине жизни определив свое место в русле изящной словесности.
В Ленинградский период – длившийся с 1976 по 1985 годы – я в основном занимался живописью.
Сам великий город принуждал взяться за кисть, карандаш или резец. Или за то и другое и третье – сразу. В его глубокой, имманентной художественности, в его наполненности искусствами ежедневные походы в Эрмитаж или Академию художеств счастливо сочетались с самостоятельными опытами. Которые почти никогда не приносили удовлетворения, поскольку стоило обратиться к какой-либо натуре, как становилось очевидным, что до меня это уже фиксировал кто-то другой. Причем казалось важным даже не соотношение талантов – угнетала априорная вторичность всего, за что я ни брался.
Но все-таки свою тему я нашел.
Моим самыми любимыми и удачными объектами стали не храмы, не дворцы и не набережные. И даже не парки.
А… проходные дворы. Да – темные, грязные, восхитительно воняющие кошками Ленинградские колодцы.
Наверное, на выбор повлияло и то, что в те годы я жил в доме № 15 по улице Конной – в сердце каменных трущоб Старо-Невского, строившихся для Петербургской нищеты.
Дворы казались отвратительными, но имели невероятную притягательность.
И у меня пошла серия рисунков – карандаш, соус, акварель…
Сейчас тема не покажется из ряда вон выходящей ни для художника, ни для фотографа. Но тогда… Тогда над нами властвовали иные времена. В искусстве – в любом искусстве, от балета до архитектуры ! – правил метод социалистического реализма, допускавший лишь один вид противоречия: конфликт хорошего с отличным.
В городском пейзаже общепринятыми считались красоты. Разруха допускалась лишь касательно минувшей войны. А уж смакование проходных дворов – изнанки социалистического города – сразу получило бы ярлык очернительства с тяжкими последствиями для автора.
Я, разумеется, не был профессиональным художником; работы выставлял на некоторых – как бы сейчас сказали, «корпоративных» – выставках. Где не грозила тень идеологической критики и серые дворы шли на ура. Кто-то, помнится, даже заказывал для себя варианты понравившейся акварели.
И