Копейка давалась тяжело. Заработка как такового не было. Мать ухитрялась выгнать самогонки, которую все же можно было продать за десять рублей пол-литра – это еще до реформы 1961 года, а после реформы это был рубль. Запомнился такой случай. Зимой мы шли огородами из школы, трое или четверо мальчишек, дул легкий ветерок, и по земле тянула небольшая поземка. И тут я разглядел торчавший из-под снега уголок розовато-синей десятки с портретом Ленина. Я обрадовался находке, непонятно откуда прилетевшей, похвастался, а парень из соседней деревни, по прозвищу Исай, попросил: «Дай взглянуть!». Я и дал. А он схватил бумажку – и удирать с ней. Слава Богу, сосед мой, Иван Зебрев, он был на четыре года старше меня, помог отнять ее. Радости моей не было предела.
Иногда, конечно, когда закалывали боровка, мать продавала мясо, потом сдавали на мясозаготовку бычка, какие уж там были деньги – не знаю, но надо было и валенки валять, и какую-то одежонку справлять. Все требовало денег. Подработать было негде. Однажды со станции «Хлудово» приехал какой-то подрядчик и стал вербовать молодежь на заработки. Нужно было под фундамент рыть ямы. Ребята постарше набились в кузов, я тоже забрался, мне было лет тринадцать или четырнадцать. Это была, конечно, дармовая рабочая сила. Подрядчик сообразил, что парни к вечеру все выкопают, он им выдаст что-то наличными, а сам закроет наряды как надо.
Кирич, которому я в 1947 году из-под печки бросал свеклу, получил задание и предложил мне помогать ему. Я по наивности решил, что если я буду копать, то и мне заплатят. Но подрядчик увидел меня и отобрал у меня лопату, сказав, что я еще молод работать. Как ни крути, а самогонка была наиболее надежным способом заработать. Правда, и с этим было непросто. Гнать запрещали, ловили. Обычно определяли по дымку – дымок самогоном пахнет. Приходилось гнать в ночное время, под утро.
С малых лет мы, мальчишки, летом пасли своих и соседских телят. Пасли по оврагам и по обочинам большака. Это было самое счастливое время, когда мы жили в окружении природы и наблюдали ее жизнь в течение всего дня. Взлетит ли птица, мы уже соображаем, что там у нее должно быть гнездо. И соревновались между собой, кто больше знает гнезд. И в этом я не знал равных, иногда доводя счет до пяти десятков.
Обычно мы брали с собой географические карты и целыми днями играли с этими картами, в основном, «найди то», «отгадай это». И если у меня есть какое-то представление о географии, то оно, конечно, с той поры. Пересказывали друг другу кто что читал. Забавно, что первоначально мне слышалось вместо «Тихий Дон» – «Донкий ход». «Тихий Дон» я прочитал с большой охотой, а с «Дон Кихотом» у меня складывались отношения более сложно.
Надо сказать, что значительное время мы пасли телят вдоль «большака», и «большак», большая дорога вошли в мое сознание как некая метафизическая составляющая всей нашей жизни, вплоть до того что до сих пор, то есть через полвека, я вижу этот большак во сне.
Одно