– Та-ак, – сказал Опанасенко. – Придется вас проводить. Гэмфри! Черт, не слышит…
– Погодите, – сказал Мандель. – Зачем это?
– Она где-то здесь, – сказал Опанасенко. – Мы видели следы.
Мандель и Новаго переглянулись.
– Вам, разумеется, виднее, Федор Александрович, – нерешительно сказал Новаго, – но я полагал… В конце концов, мы вооружены.
– Сумасшедшие, – убежденно сказал Опанасенко. – У вас там на Базе все какие-то, извините, блаженные. Предупреждаем, объясняем – и вот пожалуйста. Ночью. Через пустыню. С пистолетиками. Вам что, Хлебникова мало?
Мандель пожал плечами.
– По-моему, в данном случае… – начал он, но тут Морган сказал: «Ти-хо!», и Опанасенко мгновенно сорвал с плеча карабин и встал рядом с канадцем.
Новаго тихонько крякнул и потянул из унта пистолет.
Солнце уже почти скрылось – над черными зубчатыми силуэтами дюн светилась узкая желто-зеленая полоска. Все небо стало черным, и звезд было очень много. Звездный блеск лежал на стволах карабинов, и было видно, как стволы медленно двигаются направо и налево.
Потом Гэмфри сказал: «Ошибка. Прошу прощения», и все сразу зашевелились. Опанасенко крикнул на ухо Моргану:
– Гэмфри, они идут на биостанцию к Ирине Викторовне! Надо проводить!
– Гуд. Я иду, – сказал Морган.
– Мы идем вместе! – крикнул Опанасенко.
– Гуд. Идем вместе.
Врачи все еще держали в руках пистолеты. Морган повернулся к ним, всмотрелся и воскликнул:
– О, это не нужно! Это спрятать.
– Да-да, пожалуйста, – сказал Опанасенко. – И не вздумайте стрелять. И наденьте очки.
Следопыты были уже в инфракрасных очках. Мандель стыдливо сунул пистолет в глубокий карман дохи и перехватил саквояж в правую руку. Новаго помедлил немного, затем снова опустил пистолет за отворот левого унта.
– Пошли, – сказал Опанасенко. – Мы поведем вас не по трассе, а напрямик, через раскопки. Это ближе.
Теперь впереди и правее Манделя шел с карабином под мышкой Опанасенко. Позади и правее Новаго вышагивал Морган. Карабин на длинном ремне висел у него на шее. Опанасенко шел очень быстро, круто забирая на запад.
В инфракрасные очки дюны казались черно-белыми, а небо – серым и пустым. Это было похоже на рисунок свинцовым карандашом. Пустыня быстро остывала, и рисунок становился все менее контрастным, словно заволакивался туманной дымкой.
– А почему вас так обрадовала наша каверна, Федор Александрович? – спросил Мандель. – Вода?
– Ну как же, – сказал Опанасенко, не оборачиваясь. – Во-первых – вода, а во-вторых – в одной каверне мы нашли облицованные плиты.
– Ах да, – сказал Мандель. – Конечно.
– В нашей каверне вы найдете целый краулер, – мрачно проворчал Новаго.
Опанасенко вдруг резко свернул, огибая ровную песчаную площадку. На краю площадки стоял шест с поникшим флажком.
– Зыбучка, – проговорил позади Морган. – Очень опасно.
Зыбучие