От первого лица. Виталий Коротич

в частности, знать, почему президент ничего не предпринимает в ответ на ту или иную газетную публикацию, а я объяснял, что президенту некогда читать газеты, ему готовят специальные выжимки из ежедневной прессы, и те, кто готовит эти цитатники, – едва ли не самые влиятельные люди в стране. Они же и определяют диапазон президентского реагажа. Президентами управляют. Постепенно понимаешь, что перемены в обществе не столь уж и стремительны. Гремят видимые всем громы и молнии, но во многих случаях меняются лишь вершинные имена и таблички на кабинетах. Реальные дела совершаются той же публикой, иногда невидимками, правящими бал из засады, втихаря. Они-то и хранят правила своего, чиновничьего, общежития. Капитализмы с социализмами могут разлетаться в клочья, но управленцы вечны. Нам бы поменьше спорить о терминах и почаще видеть физиономии всяческих невидимок.

      В конце восьмидесятых, восторженно сражаясь за отмену цензуры, я регулярно общался со своим цензором Владимиром Алексеевичем Солодиным, человеком знающим и неглупым, который тогда служил заместителем начальника цензурного ведомства, Главлита. Но вот цензуру громогласно закрыли. Солодина отправили в отставку, и либералы в полном восторге швыряли чепчики к небесам. Затем настал 1993 год, Ельцин сцепился с парламентом, а чуть позже, в порядке демократической процедуры, как он ее понимал, приказал расстрелять парламент из танков. В октябре того самого 1993 года ко мне в руки попал свежий номер газеты «Нью-Йорк таймс», из которого я вычитал, что российский президент вздумал на некоторое время возродить цензуру. Кто же ее возглавил? Правильно, тот же Владимир Соло-дин! Американский корреспондент спросил у него, как это так быстро удалось восстановить целое ведомство? «Что вы? – ответил Солодин. – Какие проблемы? Вот у меня блокнотик, а в нем телефоны коллег. За полчаса я успел обзвонить их всех…»

      О том, как заканчивались восьмидесятые и начались девяностые годы, написано много и не всегда толково, тем более что ничего тогда не закончилось, а начатое в те поры продолжается и сейчас. Вот давайте и поразмышляем на эти темы вместе. Однажды задумавшись, я написал и в 1991 году издал в нью-йоркском издательстве «Либерти» небольшую книгу мемуаров; называлась она «Зал ожидания». Интересно, что позже так назвал свою последнюю книгу Булат Окуджава. Еще я видел это название на пластинке какой-то рок-группы. Видимо, название носилось в воздухе. Многие прохаживаются по залу ожидания, пытаются понять, что и в какую сторону движется, время от времени меняют свое положение в нем. Оглядываемся, выслушиваем дорожные истории. В одном из интервью кинорежиссера Андрея Кончаловского я прочел, что он очень рад, так как ему повезло вскочить в последний вагон уходящего поезда. Я никуда не вскакивал; если уже довелось пропустить нужный эшелон, то старался, чтобы в дальнейшем поезда сами притормаживали возле меня, а машинистов я знал по имени и в лицо. И стоимость проездных билетов тоже не мешает знать наизусть. И то, чей именно паровоз