– Куда?! – зарычал Корень, крюком костыля захватывая костяную руку Бродяги, протянутую к визжащей Матери Милосердия, вторым костылем разбивая этот гнилой череп.
«Ну, и где этот князеныш? – подумал Корень, размахивая стальными изогнутыми прутами. – Ускакал за Бруской? Бросив их всех тут? Его ты полюбила, сестренка? А он бросил тебя ради своего милого дружка!»
Он думал так от злости. От отчаяния. Чтобы разозлить самого себя. С детства Корень – в злобе и ярости – черпал силу и стойкость. А драться приходилось очень и очень часто. За кусок хлеба, за обиды, за младших братьев и сестер, за оскорбления мамы. Злость придавала силу, давала крепость телу и решимость духа.
Он злил себя, а командир – лишь очень зримый объект для разжигания злобы. На самом деле Корень все больше и больше уважал этого мальчика, что всегда казался слишком высокомерным. Но оказалось, что вся эта отстраненность – от уязвимости. Парень был очень одинок и легкораним. Мальчик был очень внимательным к людям, не был высокомерным, при этом был очень честным, ответственным и, как позже выяснилось, очень мужественным. И если бы сегодня командир не повел свой маленький отряд прямо на орду нежити, чтобы спасти Бруску, а остался бы тут, со строем щитоносцев, Корень бы очень сильно разочаровался в легендарном победителе демонов-змеелюдов, соратнике святого Старика. И считал бы, что юбка его сестры, ее прелести, испортила мальчика, давно ставшего седым мужем.
Костлявая рука Бродяги, как стальным ломом, перебила запястье Корня. Парень взвыл от боли, опять вспышкой ярости наполнившей его силой. Корень проломил лоб этому мертвяку, снес нижнюю челюсть другому. И опять взвыл от боли. Бродяга впился своими гнилыми зубами в ногу акробата. Костыль пробивает нежити череп, гниль льется прямо на прокушенные штаны, на рану. Другой Бродяга сбивает Корня с ног. Акробат падает на спину, встает на лопатки, цирковым приемом прыгает со спины – прямо на ноги, «проваливаясь» от боли на прокушенную ногу, но достает костылем затылок Бродяги, что ползет по Матери Милосердия, зажмурившейся от ужаса, закусившей губу и закрывшей живот руками.
Опять – как ломом ударили по ноге. По вспышке тьмы в глазах и волне тошноты Корень понял – опять сломали ногу. Циркач очень хорошо знает, что такое – перелом костей. И если бы не Синька, все бы они давно умерли от голода. Кому нужен искалеченный артист? Но у них была Синька, потому они прославились лихостью головокружительных и опасных трюков. И подрабатывали наемниками, что тоже прибавляло Синьке работы и опыта.
Акробат, прыгая на одной ноге, опять стал крутить железный прут. Теперь только один прут, обрушивая, то один его конец, то – другой, на Бродяг. Разбивая им руки, черепа, позвоночные, шейные диски Бродяг. Еще один смердящий скелет упал на Жалею, совсем лишившуюся чувств от ужаса. Корень подцепил крюком прута за шею скелет, что упал на его обессиленную сестру, резким