С другой стороны, обращает на себя внимание тот факт, что, по словам Дониша, праздники шли непрерывной чередой. При этом, по его же словам, ремесленников различных цехов якобы силой выгоняли из города, чтобы они приняли участие в праздновании Новруза. [Дониш: 90]. В другом месте он же сообщает, что это праздное времяпровождение, спроецированное на весь годовой цикл, три четверти населения охотно поддерживало и только одна четверть «из числа людей умных, которые были недовольны таким поведением, искали защиты и убежища у бога» [Дониш: 78]. Людей трудно заставить охотно исполнять то, что не соответствует их глубинным представлениям. Карнавальные же развлечения, видимо, вполне соответствовали представлениям населения о норме.
Этой же ситуации возможно и другое объяснение. М. М. Бахтиным отмечено и такое качество карнавальных празднеств с их максимальным отступлениями от социальной нормы, которое характерно для условий социальной нестабильности и политических переворотов. Он приводит пример такого использования структуры карнавала при политических ситуациях в России, в частности, в период правления Ивана Грозного, когда происходил слом прежней государственно-политической удельно-вотчинной системы. Через осмеяние старого и ломку прежних моральных устоев, через карнавал-опричнину насаждались новые иерархические государственные устои, со своей моралью, со своими ценностями. Такой же слом прежней государственной системы со всеми атрибутами карнавального действа происходил и при Петре Великом [Бахтин 1990: 297–298].
Возможно, мы имеем нечто подобное в политической ситуации и при начале правления бухарского эмира Музаффара. В других источниках достаточно глухо говорится о неких отступлениях от норм шариата, которые происходили именно в начале периода правления эмира Музаффара. Однако официальная историография не раскрывает сути этих отступлений. Таким образом, вопрос этот нуждается в специальном изучении.
Бахтин 1990: Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990.
Беленицкий