Найти в уме своем не мог…
Забыть? – забвенья не дал бог:
Да он и не взял бы забвенья!
На репетиции Винсент декламировал, глядя ей в глаза.
Он немного переживал, как Марина отреагирует, а Марина сказала: «Правильно! Жанна – сирота, у нее в жизни и так мало хорошего, пусть хоть главная роль ей достанется!».
Действительно, сирота. Он и забыл, что она была не сиротой когда-то. То есть, что в этом есть что-то ненормальное. И особой жалости в себе не чувствовал…
Главное: теперь, когда равновесие восстановилось, Винсент мог сконцентрироваться на своей грандиозной суперидее – крыльях! Крылья планировались как сложная техническая конструкция глубокого психоэмоционального воздействия (художественное Мухинское на Соляном переулке брало реванш). Полкласса пахало на эти крылья целый день: сначала клеили перья на нитки, прикрепленные к каркасу. Потом был пробный запуск. Включали вентилятор, перья срывались с каркаса, кружили по всему классу и осыпались, прибитые сверху дегтем.
От дегтя тогда решили отказаться, слишком много возни: он оставался на окнах, на портретах писателей, развешанных по классу. Пока оттирали, постановщик размышлял: «Почему всех крутых писателей изображают в том возрасте, в котором они умерли? Вот Толстой тоже был молодым. Наверняка! Но умер дряхлым старикашкой. И теперь все его таким и запомнят. Ну Пушкин – ни то ни се. А вот Лермонтов – молодец! Чем раньше умрешь, тем лучше!».
На следующий день все опять впахивали: мазали клеем каркас, украшали. «Так держать, людишки! Мои послушные рабы». – Так Демон ласково всех называл. Получил от Дани за это тряпкой по спине.
И снова: порыв ветра, перья летят… вдох! И сердце замирало. Круто! Холодный расчет работал. Постановщик оказался прав.
Как и в случае с Жанной. Вряд ли можно было сказать, что Жанна – талантливая, одаренная или хотя бы хорошая актриса. Но…
Послушай, ты меня погубишь;
Твои слова – огонь и яд…
Скажи, зачем меня ты любишь?!
Она говорила, и не надо было дважды для убедительности повторять «погубишь-погубишь». И с одного раза верилось. Сирота, восточные корни, понятно.
Даня тоже брал «природными данными», хотя персонаж его был слишком пофигистичный:
В пространстве синего эфира
Один из ангелов святых
Летел на крыльях золотых,
И душу грешную от мира
Он нес в объятиях своих.
Ноль эмоций.
– Слушай, тут ведь Ангел уносит душу Тамары, единственной, кого Демон любил за миллион лет! Типа: она слишком хороша для тебя! И теперь уж точно обрекает его на вечное одиночество! Что Ангел при этом чувствует, а? – Винсент пытался вытащить из Дани хоть что-то…
– Нормально, ангелы лишены человеческих страстей. – Римма Константиновна его поддерживала.
Сам Даня ничего особенного по поводу своего понимания роли не говорил. Только однажды выдал: «Я думаю, Ангел и Бог тут – отрицательные персонажи. Зачем они забрали девушку? Кто их просил? Демон ее любил. А в раю-то ее кто полюбит?»
– То есть ты всё это время играл отрицательного персонажа? Отрицательного? – учительница