Здесь надо принимать во внимание также и манеру его поведения, сам он называет ее «заносчивостью» – она напоминает, как ведут себя звезды НБА, когда дают интервью; но такой нрав присущ тому, кто рос с детьми французских пригородов, где такой способ общения – он может считаться грубым в более культурных кругах – становится неотъемлемым и первостепенным механизмом самозащиты, говорящим признаком понимания ситуации и возможной опасности. Но затем маятник качнулся в другую сторону: я чувствовал, что должен рассказать о совсем другом Тьерри, о том, кого Робер Пирес назвал одним словом – восхитительный, – и такого Тьерри я видел много раз. Другие, возможно, подберут другие эпитеты. Среди них я слышал двуличный, хитрый, манипулятивный, эгоистичный, расчетливый, и я всегда думал: но постойте, что дает вам право с такой неприязнью о нем высказываться? У меня есть одна знаковая история про этого «эгоистичного» человека. Случилось это на стадионе «Хайбери». Прошло довольно много времени после финального свистка, но на боковой линии футболистов все равно ждала пара насквозь промокших журналистов, кляня про себя все и вся. Неожиданно из темноты туннеля для выхода игроков на поле показался Тьерри. «Негодяи все ушли». Суперзвезда извинился за то, что заставил нас так долго ждать. «Прошу прощения, ребята, – сказал он. – Вы, должно быть, замерзли, какая же дерьмовая погода» (хотя нет, он не говорил «дерьмовая», я ни разу не слышал, чтобы Тьерри ругался). Затем Тити говорил, подробно, красноречиво, впрочем, как всегда, когда разговор заходил про футбол, – ни одни футболист не любит футбол более глубоко, чем он, по крайней мере ни один, с кем мне удалось повстречаться. В конце концов мы получили нашу историю. Тогда мы Тьерри любили.
Однако я не его друг и никогда не смог бы им стать. Меня всегда коробило его полное нежелание раскрыться и уделить хотя бы каплю доверия постороннему человеку; я уверен, он мог бы это сделать, но чтобы заслужить его расположение, требуется – со стороны журналиста – абсолютное признание за ним последнего слова. В ответ ожидается какая-то рабская преданность, но ее я проявить не смог бы. В то время как Кантона зачастую строил особые отношения с людьми, принимавшими его сторону, было очевидно, что с Тьерри такой номер не пройдет. Он, как никакой другой футболист, с которым мне приходилось иметь дело, неистово жаждал признания и славы. В его окружении возникали какие-то подхалимы, но очень скоро они оказывались далеко за пределами его звездного пути, так как лучшего критика Тьерри-игрока, чем сам Тьерри, в мире не существует. Его не одурачить.
Написав примерно 120 000 слов этой книги, я окончательно понял, что мне не закончить ее в той форме, которую я изначально для себя определил. Я задумывал хронологическое описание карьеры игрока, дополненное интересными свидетельствами.