Вероятно, правительство не приняло всего этого в расчет, давая согласие на просьбу Милюкова предоставить царю убежище в Англии. Не учло оно и того, что британский народ не забыл жестокости, с которой в России была подавлена революция 1905 года. Стэмфордхэм был дотошен, если не сказать навязчив, делая все, чтобы привлечь внимание монарха к любой статье или заметке, способной вызвать его беспокойство. «Нет ни одной социалистической газеты, ни одного клеветнического листка, с любыми оценками – позитивными или негативными – его величества и королевской семьи, которые не были бы прочитаны и показаны королю», – заявил он21. Его систематические атаки на и без того пошатнувшуюся уверенность короля в том, что правительство верно подходит к проблеме, вскоре принесли желаемые плоды.
Между тем 3 апреля в Александровский дворец со своим первым официальным визитом к арестованным Романовым явился Александр Керенский, прибыв с помпой в одном из многочисленных роскошных автомобилей, конфискованных в императорском гараже. Будучи представлен Николаю, он с напыщенным видом сообщил, что одним из его первых действий на посту министра юстиции была отмена смертной казни. Эта декларация, однако, была, вероятнее всего, продиктована не столько общим альтруизмом, сколько желанием предупредить предсказуемое давление со стороны тех, кто призывал судить и казнить Николая. От Керенского все настойчивее требовали сохранить смертную казнь для «предводителей старого режима»22.
Отвечая на вопрос Николая, Керенский не смог сообщить что-либо определенное относительно его отъезда из России, но сказал, что все еще надеется устроить такой отъезд. Керенского привели в замешательство пассивность и отрешенность царя, показавшиеся ему странными – ведь после тех бурных событий, которые Николай пережил, прошло еще совсем мало времени. В нем чувствовалось глубокое одиночество, даже какая-то опустошенность. «Он не желал бороться за власть, и она просто выпала из его рук»; уход Николая в безвестность существования обыкновенного частного лица «не принес ему ничего, кроме облегчения». Освободившись от необходимости сидеть часами за письменным столом и подписывать «эти бесконечные документы», он, казалось, был вполне доволен жизнью, читая, гуляя, коля дрова и ухаживая за садом вместе со своими детьми. Только Александра «остро переживала утрату власти и не могла примириться со своим новым статусом»; ее отрицательное и враждебное отношение ко всему, что ее окружало, на всех действовало деморализующе23. Позднее Керенский признался одному из своих друзей, что его составленное заранее мнение о Николае было предвзято и несправедливо. Полное чувства собственного достоинства поведение бывшего царя произвело на него столь глубокое впечатление, что он неожиданно для себя самого, обращаясь к нему, говорил: «Ваше императорское высочество» вместо того, чтобы именовать его просто