Но это не идёт в сравнение с видом умирающего человека. Мужчина лежит на кровати, а его тело по шею скрывают несколько одеял.
– Лекарь сказал, что мужу вреден яркий свет, – поясняет жена больного, проследив за моим взглядом. – Надеюсь, вам это не помешает, милорд?
– Для успешной Игры свет не нужен, – тихо отвечаю я, присаживаясь на край постели.
Человек выглядит просто ужасно. Большую часть лица покрывают красные воспалённые наросты. Мужчина дышит тяжело и прерывисто, губы шевелятся, словно тот без умолка что-то шепчет, не издавая при этом ни звука. Я приподнимаю его правое веко и вижу, что глазное яблоко вместо белого стало розовым, а зрачок глубоко закатился.
– Какой диагноз поставил лекарь? – спрашиваю я.
– Красная лихорадка, – говорит женщина и закусывает нижнюю губу.
По её щеке скатывается слеза, которую я лишь чудом замечаю в полутёмной комнате. Похоже, она ещё может напустить на себя беззаботный вид за пределами этих стен, чтобы не обременять гостей и постояльцев своим горем, но здесь, в шаге от умирающего супруга, она едва сдерживает свои эмоции.
– Мне нужен нож, – говорю как можно мягче.
Не хватало еще перепугать её.
Девушка выходит из комнаты, но уже через минуту возвращается, протягивая мне нож для резки овощей. Следом за ней в комнату входит низенький старец. Он настолько худощав, что передо мной невольно возникает отвратительная картина: некий неизвестный мучитель вонзает в старика большую иглу, с помощью которой высасывает из него всю плоть и внутренности, оставляя жертве лишь бескровное полотно тонкой кожи, неуверенно обтягивающей хрупкий скелет.
На мужчине надеты лишь шерстяные штаны и такие же тапки без задников. Благодаря обнажённому худощавому торсу, на котором можно без труда пересчитать все рёбра, лысому черепу и полутёмной комнате, вошедшего человека лёгко можно принять за ожившего мертвеца.
Старик входит в комнату, не обращая на меня никакого внимания. Проходит мимо, шаркая тапками (он даже не пытается поднимать ноги при ходьбе), и встаёт рядом с женщиной, которая вполне может приходиться ему дочкой или даже внучкой. После этого мужчина принимается заботливо гладить её по локтю.
И это действует! Хозяйка постоялого двора, до этого принявшаяся судорожно сплетать и расплетать пальцы, немного успокаивается, и вскоре оставляет это бесполезное занятие.
Тем временем я откидываю одеяло. Приподняв руку больного, делаю ножом аккуратный надрез на его ладони. Из раны выступает немного густой крови, которая тут же запекается, как при ожоге. Я возвращаю нож хозяйке постоялого двора и вновь накрываю её мужа одеялом.
Конечно,