Во время своего американского турне, беседуя с журналистом из Цинциннати, Уайльд сказал:
– Меня удивляет, почему ваши преступники не указывают в качестве смягчающего обстоятельства редкостное безобразие вашего города.
Эмиль Золя предложил тост за искусство и за Оскара Уайльда, добавив:
– К сожалению, месье Уайльду придется отвечать нам на своем варварском языке.
Уайльд встал и сказал по-французски:
– По рождению я ирландец, по воспитанию – англичанин, и поэтому я обречен, как заметил месье Золя, говорить на языке Шекспира.
Какой-то прохожий сказал:
– Смотрите, вот идет этот дурацкий паяц Уайльд.
Уайльд, обратившись к своим спутникам, заметил:
– Удивительно, как быстро приобретаешь известность в Лондоне.
Уайльд никогда не садился обедать в повседневной одежде. Он говорил:
– Если бы я очутился на необитаемом острове и мои вещи были бы при мне, я бы всякий раз переодевался к обеду.
Уайльд никогда не «гулял по Пикадилли с цветком мака или лилии», как утверждала молва. Сам он по этому поводу говорил:
– Такое мог бы сделать любой. Я добился гораздо большего: заставил поверить всех, что я действительно это делал.
Уайльду предложили составить список ста лучших книг.
– Это едва ли возможно, – ответил он. – Я написал только пять.
Уайльд не узнал знакомого, с которым не виделся долгие годы; в свое оправдание он сказал:
– Простите, что я вас не узнал, но я так изменился!
Третьеразрядный журналист, грубо нападавший на Уайльда в печати, однажды встретил драматурга на улице и попытался заговорить с ним. Уайльд внимательно посмотрел на него и сказал:
– Прошу меня извинить: я помню ваше имя, но не могу вспомнить ваше лицо.
Один английский поэт жаловался Уайльду на то, что его не замечают.
– Это настоящий заговор против меня – заговор молчания! Что мне делать?
– Присоединиться к нему, – ответил Уайльд.
Некий американский издатель предложил Уайльду пять тысяч долларов за роман в сто тысяч слов. Уайльд телеграфировал:
«Мне трудно удовлетворить Ваше желание по той простой причине, что в английском языке нет ста тысяч слов».
На предложение внести поправки в одну из своих пьес Уайльд ответил:
– Кто я такой, чтобы осмелиться править шедевр?
После премьеры одной из своих комедий Уайльд заметил:
– Пьеса имела большой успех, но публика провалилась с треском.
Более достоверная версия той же истории:
Накануне премьеры комедии «Как важно быть серьезным» газетный репортер спросил Уайльда, будет ли, по его мнению, пьеса иметь успех. Уайльд ответил:
– Мой дорогой, вы неверно ставите вопрос. Эта пьеса сама по себе успех. Вопрос