– О, брат! – трепетал, как язычок пламени, Илдэгис. – Что же это за страна? И разве есть на свете справедливость?
Брат с тревогой глянул на мальца своими воспаленными безжизненными глазами: поймет ли этот умный зверек, что чем больше становилось у него богатства и мощи, чем выше он восходил в чинах, тем острее и изнурительнее становилась тоска по родине?
– Это удивительная, благодатная страна, куда стекается все самое красивое, богатое и дивное со всего света… – заговорил он. – Там у меня, бывшего раба, в услужении было множество рабов… Но тоскуя по родине, я таял, как горсть снега… и все же снег становится водой, вода – ручьем, ручей впадает в реку и течет к родной стороне… Каково же человеку? И я перестал спать, есть, радоваться, брат… Видишь, мне и камлания не помогают, и лекари-отосуты бессильны: душа моя надломилась!
Байталай рассказал, что на седьмой год своего служения султану он сбежал. Тогда в горах восстало одно из малых племен, задавленное поборами и бесправием. Байталай с войском подавил восстание, но во время дележа добычи он почувствовал неодолимое отвращение к происходящему. С высоты горного плато он увидел восходящее в родной стороне солнце, и зов дома зазвучал в нем с неодолимой силой. Он бежал, бросив свое войско. В суматохе и алчбе никто не заметил его исчезновения. Для человека, чьи карманы набиты золотыми динарами, открыты все пути и, пересаживаясь с усталого коня на свежего, он гнал дни и ночи напролет, пока круг не замкнулся: вблизи того самого места, где он впервые попал в плен, его снова схватили, но уже разбойники. Они обчистили Байталая и оставили ему только жизнь, считая, что она ничего не стоит, являясь жизнью нищего. Палящий зной и холодные ночи, сбитые до крови подошвы ног и струпья на коже, покрывшие следы разбойничьих кнутов, – все это наводило на мысли вернуться к купцу ханаю и отдать себя в его руки с тем, чтобы через месяц-другой снова оказаться в султанской земле и занять прежнее положение при дворе. Никто не заподозрил бы высокопоставленного тойона в бегстве от собственного успеха. Случалось ведь, что люди пропадали на войне, а потом вновь объявлялись на рабьих торгах.
Но все же усталые ноги несли Байталая домой.
И вот, еле живой, он добрался сюда и ни о чем не жалеет, хотя уже месяц не встает со скорбного ложа, и месяц не отходит от него младший брат Илдэгис, которого он помнит еще шестилетним мальчиком, что провожал его на войну. Хоть и болен Байталай, но в силах понять, что любопытство подростка не досужее, что в отсутствие родителей Илдэгис вьет паутину своих расспросов неспроста.
Сказал, подумав, Байталай:
– Тоойуом, малыш, запомни: будь ты хоть султаном на чужбине, счастливым ты будешь только у себя на родине, даже если ты там – последний