его кокетливой команды дизайнерам раздавались привилегии и звания. Заодно Жак Ланг разодел и всех своих подчиненных. Комиксы, графика, фотография, рок – больше не существует понятия низкого в искусстве, все стало единым живым организмом современной культуры. Эта идея, родившаяся в тот год, по-прежнему царит в обществе. Специальный музыкальный праздник позволяет каждый год воспроизводить нехитрую сцену, разыгравшуюся в ту долгую ночь на десятое мая. Между 1981 и 1982 годами бюджет его министерства составлял от 3 до 6 миллиардов франков. Празднества и коммуникация – вот что главное. Люди разговаривали на улице, по ночам снилась Сорбонна. Эфир свободных радиостанций, с «Radio Nova» во главе, опять заполнили общественно-политические дискуссии, либеральное многословие, как в мае 68-го. Но внимание: ретро ушло, теперь оно находилось за пределами, за рамками,
out… Ностальгия вызывала усмешку, даже речи не шло о возврате к недавнему прошлому. Максим Лефорестье был отстранен, и теперь Рено, этот Гаврош в красной бандане, задавал мелодию оркестру нового правительства
[71]. Простая вещь: все должно было стать по-новому, пришло время неосоциализма, движения «Новые правые», новых философов и новой кухни. Жизнь – это подарок в красивой обертке из шелковой бумаги, присланный из страны снов. Христос парил над Новым мостом. Классика уже не пользовалась уважением и признанием, традиции были забыты. В страну хлынули японцы, изменяя привычный облик городов и внедряя новые традиции. Потертый шелк, скомканная шерсть, мятый кашемир, полинявшие и порванные ткани… Это был момент, о котором мечтали: дизайнеров могли приглашать творить в пространстве музеев. И неважно каких музеев: Лувр, к примеру, уже был в списке. Пьер Берже, возлюбленный Сен-Лорана и управляющий его компанией, попросил Жака Ланга отдать в их распоряжение Квадратный двор Лувра. В 1982 году прет-а-порте величественно продефилировало на престол.
К началу этого десятилетия Жан-Поль уже активно работал целых пять лет! К талантливому трио, включающему творца Готье, бизнесмена Менужа и пресс-секретаря Потара, присоединилась Доминик Эмшвиллер, направляющая материнская сила, которая и увенчала их финансовую пирамиду. Экспериментальные коллекции, целая армия преданных фанатов и всегда отменная суета вокруг: дела шли неплохо. В число ведущих модельеров тогда входили Анн-Мари Беретта, Дороти Бис, Попи Морени, Шанталь Томасс, Клод Монтана, Тьерри Мюглер, Элизабет де Сенневилль. С азиатского берега сияли Кензо, Иссей Мияке, «Comme des Garçons», Йоджи Ямамото – мастера асимметрии. Пресса обсуждала каждую их находку, их работа напоминала рафинированный эстетизм фильмов Ясудзиро Одзу. Эти самураи подиумов пускали пыль в глаза всему Парижу. Японцы устраняли любую экзотику, они возродили строгость упадка, делали упор на геометрические формы, натуральные ткани и блеклые цвета трепещущих на болотном мху камелий. Жан-Поль восхищался, в интервью газете «Либерасьон» он сказал: «Когда японцы появились в Париже, я почувствовал, что в некоторых основных вещах наше видение совпадает. По сути, одежда, которую я делаю,
