– Отец, не говори так громко, ты разбудишь малышку, – вздохнула Альберта.
Она покачала головой и ласково улыбнулась. Придя в ужас при виде ее блаженного выражения лица, Жасент попыталась вспомнить все, что ей было известно о приступах психического расстройства. «Это временное состояние, что-то вроде амнезии, при которой отрицается реальность, невыносимая реальность. Может быть, так мама защищается от боли для того, чтобы самой не умереть. Но что произойдет, когда гроб заколотят и опустят в землю?» Не в силах ответить на этот вопрос, Жасент еще больше встревожилась.
За время учебы она однажды сталкивалась с похожим случаем: молодая женщина будто потеряла рассудок, после того как ее супруг погиб в результате несчастного случая, и отказывалась признавать его смерть. Врачи прописали ей тогда барбитал[7], чтобы она могла упокоиться и заснуть. «Я все же могла бы попросить у доктора Гослена совета», – упрекнула она себя.
Вспомнив про барбитал, Жасент на миг застыла – внезапная мысль пронеслась у нее в голове. В памяти возник небольшой эпизод, произошедший в пятницу вечером в аптеке больницы. Ее взору, как будто наяву, представилась живая Эмма, складывающая бинты для перевязки в небольшой шкафчик и передвигающая тюбики и флаконы. Перед тем как закрыть дверцу шкафчика, сестра что-то проворно засунула в карман своего жилета, Жасент в этом не сомневалась.
«Тогда я была такой уставшей, что не придала этому значения. К тому же мне нужно было еще сложить простыни и отнести их в бельевую. Боже мой, как же выяснить, что случилось в действительности? Наверное, мне никогда не суждено узнать о том, что произошло между тем, как она сбежала из больницы, и ее смертью. Следовало бы поискать свидетелей. Ведь она могла взять такси».
Жасент охватило желание вернуться в Роберваль и заняться расследованием, которое представлялось ей неотложным и невероятно важным. Она поднялась с колен и, покусывая нижнюю губу, села на табурет, сложив руки на коленях: это была ее детская привычка.
– Я не видел тебя с тех пор, как закончились праздники, Жасент, – мягко заметил дедушка. – Я знаю о твоей жизни от Сидони. Знаешь, я предложил ей открыть свое ателье здесь, у меня дома. Мне было бы не так скучно. Теперь она, конечно, не захочет. Какое же горе, правда? Я не могу в это поверить. Однако нашей малышки больше нет, она лежит здесь, такая холодная и бледная.
На его глаза навернулись слезы, и старик громко зарыдал. На нем была торжественная одежда: костюм, белая хлопковая рубашка и галстук; его седые волосы были напомажены.
– Господи боже, да вы прекратите шуметь или нет?! – сетовала Альберта. – Я бы тоже хотела немного вздремнуть вместе со своей малышкой.
– Отличная идея, мама. Иди отдохни в своей комнате, – спокойно предложила Жасент. – Я проведу тебя. Не волнуйся, я побуду с Эммой. Я не раз так делала, когда ты помогала папе стричь овец, помнишь?