– Нет, твои аргументы были поистине глупыми и нелепыми! – настаивал он. – Уж не ты ли говорила мне, что не спешишь выходить замуж, что ты должна учиться, потому что хочешь стать медсестрой? Ты также утверждала, что твои родители не одобрили бы твоего решения выйти за меня, потому что я поддерживал строительство плотин на острове Малинь, а еще потому что я считал, что масштабное производство электроэнергии откроет новые рабочие места для многих жителей нашей страны. Так я рассуждал в августе 1926-го, после трагедии на озере, о которой кричали тогда все заголовки газет.
– Да, после первой трагедии! – отрезала Жасент сухо. – А теперь надвигается вторая, еще более ужасная, но ничего не изменилось! Понятно, что не будет официальной конфискации имущества, однако не будет также существенного возмещения убытков. Но что станет с моей семьей, которая работает на земле уже не один десяток лет, на земле, доставшейся моему отцу в наследство от дедушки, а дедушке – от прадедушки? А что будет с домом нашей семьи? Я счастлива, что не ношу твоей фамилии. К тому же какое будущее было мне уготовано? Я ведь тоже могу освежить твою память… Ты не хотел, чтобы я работала. Я должна была стать домохозяйкой, вечно стоящей у плиты в переднике, я должна была готовить тебе суп в окружении своры детей, которых ты бы мне сделал! Неплохая перспектива, спасибо.
Побледнев, Пьер отступил на шаг – злоба Жасент глубоко ранила его.
– Так в моем понимании выглядела идеальная семья. Я мечтал о том, чтобы знать, что ты дома, пока я работаю на бумажной фабрике, мечтал о том, чтобы засыпать рядом с тобой. Без сомнения, я ошибался. Ты выбрала одиночество и свое призвание медсестры. Я не сержусь. Я потерял тебя, мне было очень тяжело, и, если бы Эмма могла меня утешить, я бы остался с ней. Но у нас с твоей сестрой была просто банальная интрижка.
– Интрижка! Но не для нее. Мне было тяжело писать ей о том, что я желаю вам обоим счастья. Я сохранила ее письма, они наполнены тобой. Эмма не злилась на меня, она была уверена, что я перевернула страницу и ты больше ничего для меня не значишь. До сегодняшнего дня это было неправдой. Сейчас я наконец могу тебя ненавидеть и сумею изгнать тебя из своего сердца.
Жасент бегом пустилась вниз по скользким ступенькам. Она задыхалась, терзаемая невыносимой болью. «Зачем мне знать, он это или кто-то другой, зачем знать, кто был последним любовником Эммы? – думала она. – Ничто никогда больше не вернет ее!»
В тот же миг она услышала гудок автомобиля. Черная хромированная машина остановилась у дома Пьера. Внутри сидела пара, но различить, кто это, не представлялось возможным – по окнам машины ручьями стекали капли дождя, а дворники уже были выключены. Из автомобиля вышла женщина, на ходу открывая зонтик. «Эльфин Ганье! Что она здесь делает?» – удивилась Жасент.
Она ревниво проследила за элегантным силуэтом одной из самых обеспеченных женщин Роберваля. Это была блондинка с коротко подстриженными, по последней моде, волосами;