– Да, ценители театрального искусства как-то говорили мне, – поддержал разговор Шамсиев, – что в спектакле актёру никогда не следует играть самого себя. Актёр, входя в роль, должен как бы оторваться на какое-то время от своей жизни, своего характера, пусть даже идеального…
– Несомненно, это так, – оживился на минуту Борин, даже чуть приподнявшись в кресле, – хотя, знаете, актёр в любую роль всё же вкладывает кусочек своей души, а может быть, и часть своего характера. Но забыть на время собственное «я», уйти от собственных представлений и собственной оценки событий он, конечно же, должен. Иначе роль не получится…
Шамсиев слушал его преисполненный внимания, демонстрируя всем своим видом, что разговор на затронутую тему крайне ему интересен.
– Хорошо, – сказал он. – Ну а если актёру, например, приходится играть роль героя, во всём похожего на него, повторять некогда уже совершённые им самим поступки и действия, как ему быть в этом случае?
– Что вы конкретно имеете в виду? – спросил Борин, беспомощно улыбаясь и как бы не понимая его вопроса.
– Да всё! – пояснил Шамсиев. – Безответную любовь, измену, ревность, убийство на этой почве. Ещё Михаил Юрьевич Лермонтов писал, если помните:
Гордость, верь ты мне, прекрасной
забывается порой,
Но измена девы страстной —
нож для сердца вековой…
Улыбка медленно сошла с бескровных губ режиссёра, глаза насторожились, хотя внешне он продолжал оставаться спокоен и невозмутим.
– Об этих вещах… – сказал он, – актёр просто забывает, как забывает своё личное всякий, кому приходится жить какое-то время чужой жизнью…
Он помолчал немного и добавил тяжело и вымученно:
– Вы неплохо осведомлены о театральном искусстве, это видно. Но бьюсь об заклад, не оно является целью вашего визита. Так скажите же, что привело вас ко мне?
– Хорошо, – сразу выпрямился Шамсиев, готовый перейти ту границу, которая отделяет обыкновенную беседу от официального допроса. – Скажу откровенно. Мне поручено расследовать дело об убийстве Аристовой Людмилы, племянницы первого секретаря горкома. Она была убита месяц тому назад, слышали, наверное?
– Рассказывали… – сухо ответил Борин, неподвижно сидя в кресле. Лицо его казалось каким-то каменным, бесстрастным, и Шамсиев подумал невольно: если Борин имеет причастность к этому преступлению и сохраняет такое самообладание, его выдержке и воле можно позавидовать.
И тут же другая мысль: а если это искусная игра опытного актёра?
Он вынул из сумки чистый бланк протокола допроса.
– Кстати, Илья Ефимович, вы не были знакомы с этой женщиной?
– С кем? С убитой? Что вы! С Прокопием Ивановичем мы иногда встречались, разговаривали, но с его племянницей… Ведь, говорят, она остановилась в нашем городе проездом…
– Да, да… – задумчиво произнёс Шамсиев, взяв ручку и склонившись над протоколом. – Действительно, мало кто её знает