Dies Irae6
Вереница счастливых дней проходит передо мной в тумане былого, они полны воспоминаний, словно одуванчики – солнца. Но есть среди них и поникшие цветки, слепые, как оконное стекло, покрытое дождевыми каплями и не пропускающее больше ни солнечного цвета, ни щебетания птиц, ни дуновения ветерка из сада. Слезы, забрызгавшие его, не позволяют ощущать ничего, кроме самих себя.
Все началось с Марты, хотя саму ее не в чем винить. И правда, беда в том, что никого нельзя обвинить в чем-либо полностью и заставить искупать свою вину. Завтрак только закончился и солнце, словно глашатай, призывало нас выйти к нему навстречу. У меня порвался шнурок, и я побежал наверх, к Марте, но застал ее рыдающей в углу, спрятавшей лицо в передник. Я ничего не смог от нее добиться кроме тягостных всхлипываний, которые причиняли мне буквально физическую боль. А солнце светило все нетерпеливей, и надо было как-то решать вопрос со шнурком.
От других слуг я узнал, что случилось. Брат Марты, моряк Билли, погиб, утонул в одном из тех далеких морей, о которых мы грезили. Мы хорошо знали Билли и любили его. С нетерпением считали дни перед каждым его приездом, и когда из кухни вдруг раздавался его бодрый голос, с воплями бежали вниз. Сперва он демонстрировал нам татуировки на руках – предмет особого восторга, зависти и благоговения, потом показывал фокусы, жонглировал и делал удивительные гимнастические упражнения. А потом были истории, бесконечные истории, пока не приходило время идти спать. Никого похожего на Билли в нашем окружении не было, а теперь он утонул, они сказали, и Марта плакала, а у меня… а у меня порвался шнурок. Они сказали, что Билли больше никогда не вернется, но я посмотрел в окно на солнце, которое возвращается каждое утро, не пропускает ни одного дня, и не поверил им. Скорбь Марты тронула меня, но лишь потому, что ее заплаканный вид и рыдания причинили мне боль где-то глубоко внутри. И мне по-прежнему был нужен новый шнурок.
День начался плохо, несмотря на то, что погода за окном обещала иное. Я завязал ботинок куском старой веревки и пошел искать девочек, разлад в обычном порядке вещей немного сбивал меня с толку. Когда я вошел в классную комнату, напряжение, повисшее в воздухе, сказало мне, что и тут не все ладно. Селина безучастно смотрела в окно, ноги ее переплелись под столом. Я обратился к ней, но она лишь раздраженно дернула плечом и не снизошла до ответа. Шарлотта, абсолютно ничем не занятая, развалилась на стуле и периодически шмыгала носом. Подобная слезливость в столь ранний утренний час была