Но по имеющимся в распоряжении исследователя источникам создается довольно странная картина, аналогичная случаю с «куплями Калиты» – из летописей нам известно, что Дмитрий Донской владеет Мещерой, однако почему-то «забывает» включить ее в свое завещание: его духовная грамота 1389 г. ни слова не говорит о ней105, подобно тому как завещания его отца и деда ничего не сообщают о принадлежности им Галича, Углича и Белоозера. Складывается парадоксальное впечатление – московский князь реально владеет этим краем и в то же время не имеет права распоряжаться им.
Объяснить этот парадокс можно только единственным способом: предположив, что Мещера принадлежала не самому Дмитрию Донскому, а его жене. Как известно, московский великий князь был женат с 1366 г. на Евдокии, дочери князя Дмитрия Константиновича Суздальского106. Именно это обстоятельство и подчеркивает договорная грамота 1401–1402 гг., когда указывает, что Мещера первоначально принадлежала Дмитрию Константиновичу Суздальскому, деду Василия I107.
Известно, что на Руси за женами их мужья обычно получали приданое, в том числе и земельные владения, являвшиеся в ту пору главным источником доходов. Каков же был юридический статус земель, полученных в приданое? Судя по сохранившимся позднейшим актам, передача приданого оформлялась особой рядной записью, представлявшей собой точный инвентарь земель и другого передаваемого имущества и которая служила, в случае надобности, основанием для возвращения приданого108. Во время существования брака приданое, юридически являвшееся собственностью жены, фактически состояло в общем распоряжении супругов. По прекращении брака смертью одной из сторон, в случае если имелись общие дети, оно переходило другому супругу, а затем их детям. Если же брак был бездетным, то за смертью жены приданое переходило не родственникам мужа, а возвращалось в род жены – братьям,