Живот Эдика предательски забурлил, возникли какие-то неприятные ощущения, да и нехорошо усилилось сердцебиение.
«Сейчас, ей-ей, влепит выговор или выгонит из зала, – подумал Громобоев. – Наверняка генералу надоело попадать впросак. А как говорится, у сильного всегда бессильный виноват».
Но нет, Никулин не желал выглядеть самодуром, он решил не устраивать беспричинную расправу на глазах у боевых и заслуженных офицеров, тем более что намеченная жертва тоже боевой офицер. Вот если бы перед другой аудиторией и в иной обстановке… Ну да ничего, время терпит, можно отложить экзекуцию…
…Сидя за столиком в местном буфете, Громобоев в красках поведал новым приятелям о своей давней «дружбе» с генералом Никулиным.
– Далеко пойдешь, если не расстреляют! – засмеялся Вовка, хлопнув старого приятеля по спине. – Так держать, сукин ты сын! Ох и каналья!
Развеселившийся Гордюхин сделал призывный жест и щелчком пальцев подозвал официантку:
– Девушка, пожалуйста, нам еще по две порции пива! Хотим хорошенько отдохнуть! Славно вы живете в Северной столице: пиво, коньяк!
– А у вас? Шаром покати? – спросил Эдуард, отхлебывая из кружки.
– У нас свои прелести: охота, рыбалка, грибы… спирт… – ответил Вовка, подмигнул приятелю и запил водку пивом.
В перерыве большая часть офицеров из далеких гарнизонов переместились в кафе, рестораны, пивные и тем самым завершили свое участие в конференции. Громобоев тоже был не прочь свалить с новыми приятелями «налево», но не мог себе этого позволить, ведь Никулин был начеку и наверняка сразу заметил бы его отсутствие. Нет, нельзя давать противнику даже малейшего шанса для публичной расправы. Поэтому Эдик с сожалением выпил третью кружку пива и вернулся в зал, а северяне остались за столом догоняться водочкой.
Второй день совещания генерал Никулин своим присутствием уже не почтил, оставив за себя двух полковников. Естественно, те офицеры, кому счастья выступать с трибуны не выпало, под всяческими предлогами, пригибаясь, замеченными или незамеченными покидали зал через боковые и задние двери. Северяне накануне явно перебрали, на совещание не явились, и Громобоев продолжал страдать на своем ряду в гордом одиночестве, стоически выслушивая одного за другим нудных докладчиков, вещающих наборы цитат, переписанных из партийной и военной прессы. Когда полковник из Политуправления порадовал оставшихся в зале «интернационалистов» доброй вестью о завершении конференции, Эдуард моментально сорвался с места и устремился к выходу. Друзья давно расслабляются в пельменной на улице Некрасова, а он, как последний болван, сидит и выслушивает чепуху.
«Эх, тяжело быть правдолюбцем», – подумал Эдик, ускоряя шаг. В эту минуту кто-то крепко схватил капитана под локоть, да так неожиданно и резко, что Громобоев и сам едва не упал, и чуть не увлек