– «Жаль её», – подумал Чуркин, лёжа навзничь на своей постели.
В эту минуту в светлицу вошла Ирина Ефимовна и сказала:
– Вася, тебе письмо от кого-то!
Разбойник быстро приподнялся с логовища, взял конверт и спросил у жены:
– Кто принёс?
– Не знаю, какой-то мужичок подал.
– Где он?
– Ушёл и ничего не сказал.
– Ну, ладно, ступай.
Ирина Ефимовна вышла. Чуркин вскрыл письмо, вынул из него паспорт на имя Кишинёвской мещанки Ирины Андреевой Поляковой и положил его в карман, объяснив Осипу, что это был паспорт для его жены.
– Откуда же он прислан? – спросил тот.
– Из Туретчины; откуда и мне высылают.
– Значит, и там у тебя приятели имеются?
– Ещё бы. Без них ничего не поделаешь.
– Неужели же нарочный оттуда доставил?
– Нет, через волостное правление высылают; должна быть, сотский принёс.
– Вот бы и мне оттуда надо паспорт достать!
– Придёт время, достанем, – отвечал атаман.
В доме деревенского старосты всю неделю перед Рождеством шли усиленные приготовления к свадьбе. Степанида временем была задумчива, а иногда до того весела, что все дивились на неё и толковали о том, как она вдруг переменилась и перестала тосковать. Накануне Рождества она провела ночь без сна: то бродила по своей светлице, то входила в избу, останавливаясь перед кроватью спящей матери, то становилась перед нею на колени, плакала и просила у родимой прощения в задуманном ею проступке; несколько раз она намеревалась подойти к отцу, спавшему в особой комнатке, но какой-то страх отталкивал её от него. Ей думалось, что вот он сейчас проснётся, начнёт её бранить и запрёт в светлицу, и тогда она не увидит своего возлюбленного. Тихо, на цыпочках, при свете тусклой лампадки, подошла она к угольнику с иконами, вынула из него своё свидетельство на вступление в брак, ещё раз подошла к спящей матери, простилась с нею мысленно и возвратилась в светлицу; затем собрала в узелок кое-что из платья, накинула на себя меховую шубейку, увязала головку платком и торопливо вышла на двор. Скрипнули ворота, и девушка, трясясь всем телом, вышла на улицу, оглянулась кругом, – ни кого не было. Полная луна гуляла по небу и бросала от беглянки длинную тень на дорогу. Грустно покачала Степанида головою и подумала: «нет, знать, обманул, не приедет», и стала прислушиваться.
Где-то, вдалеке, послышался ей скрип полозьев и тихий лошадиный топот; ёкнуло сердечко у девушки. «Должно быть, он едет», сказала она сама себе и прислонилась к завалинке родительского домика. Слышалось ей, что шаги лошадей медленно приближались к ней; несколько раз она порывалась выглянуть из-за угла на улицу, но не могла: ноги у ней подкашивались; она, не зная, что делать, присела на завалинку, – голова у ней закружилась, в глазах потемнело. В это время сани остановились. Тихон Петрович быстро выскочил из них, подбежал своей возлюбленной, обнял её крепко, прижал к груди и осыпал поцелуями. Девушка никак не могла сообразить, что с нею делается; она бессознательно повисла