– Пей, когда угощают, – произнёс Чуркин.
– Ну, за ваше здоровье, – подняв стакан и, поднося, его к губам, протянул каторжник и выпил.
– Валяй другую, – предложил кузнец.
– Нет, будет.
– За здоровье жениха и невесты, – сади!
– Благодарствую, – упирался Осип и отошёл на своё место.
– А где же твой жених? – спросил разбойник.
– У невесты в гостях сидит.
– Жаль, что я его не увижу.
– Что ж, поздравить ты его хотел, так успеешь, на свадьбе, небось, не откажешься побывать?
– Поздравить я его успею, попенять ему об одном хотел, затем и пришёл.
Осип глядел на него исподлобья и думал: «Охота атаману бобы-то с ними разводить, приказал бы мне, я знал бы, как ему попенять».
– В чем такое? али он чем проштрафился против тебя, Наум Куприяныч? – наливая стаканчики, полюбопытствовал кузнец.
– Нет, хозяйку моего дома он обижает, напраслину на неё взводит.
– Вот тебе и раз, да в чем такое? Говори, я ему потачки не дам.
– Приказчика, гостя моего, впутал; за такие разговоры и в волостную потянут, – вот что, сердито сказал разбойник и покосился на кузнеца.
Староста облокотился руками на стол и молчал:
– Да что такое? Говори толком! стукнув кулаком об стол, крикнул кузнец.
– Спроси у своего свата, он доскажет за меня.
– Сват, а, сват, что ж молчишь? – толкая старосту, горячился кузнец.
– Нечего и говорить: сболтнул парень зря, вот и всё тут, – сказал тот.
– Не зря, а с умыслом сделал, вся деревня об том говорит, – добавил Чуркин.
– Я-то ничего не слыхал и не знаю. Ты, Наум Куприяныч, начал, так и договаривай.
– Слушай, я всё скажу: у меня в гостях был приказчик с завода, а твой сын, черт его знает с чего-то, рассказывает по всей деревне, что Степанида-то приходила к моей хозяйке дома и там с приказчиком целовалась.
– Ну, знаю, он и сам мне о том говорил, а я ему сказал: «важное, мол, дело! Поцеловалась, и ладно; губы-то небось у ней не отвалились». Охота тебе, Наум Куприяныч, в бабье дело входить! Давай-ка-сь, пропустим ещё по одной, да о другом о чем-нибудь покалякаем.
Староста поднял голову, взял за руку Чуркина и промолвил:
– Не такая моя дочка, чтобы стала с кем целоваться; в законе Божьем воспитана. На смех кто-нибудь сказал жениху, а он поверил, и вышел дурак.
– Не в том дело, он всей деревне о том рассказал, – проворчал разбойник.
В этот момент в избу вошёл, сын кузнеца; он молча разделся, одёрнул рубашку, взглянул на Осипа и, заметив за столом Чуркина, поклонился ему; тот не удостоил его ответом, а только злобно окинул взглядом его фигуру и опустил глаза.
– Ты что там, парень, на свою невесту напраслину выдумываешь, говоришь по деревне, что она с приказчиком у тётки Акулины к избе целовалась? – сурово обратился к нему отец.
– Да, батька, я сам это видел, всегда буду говорить правду.
– Ты, знать, очумел, голубчик!
– Очумел, так очумел, – это дело моё.
– Я