Поддался клинку проржавевший сундук…
Фортиссимо Грига, фортуна, потрогал
Шершавую ночь оглашающий стук.
Солёные письма на рейде Ньюкасла…
Я – эркер пространства, подручный племён;
Маяк, чтоб надежда в шторма не погасла;
Брезг счастья, молчанием хора пленён!
Скоропись духа
«Умение передавать в произведении не «голую правду-матку», но ту высшую правду, которая называется вымыслом – сопутствует поэзии. «Правдиво рассказать можно лишь о том, что не просто «было». Вымысел совсем не есть выдумка, басня, произвольное измышление. Его нельзя назвать ни былью, ни небылицей, ибо в нём таинственно познаётся не преходящее «бывание», а образ подлинного бытия. Поэтический вымысел есть мифотворение, без которого не может обойтись искусство и которое нельзя заменить дискурсивно-логическим познанием».
«Мне искусство никогда не казалось предметом или стороною формы, но скорей таинственной и скрытой частью содержания… той его частью, которая не сводится к темам, положениям, сюжетам… в художественном произведении всего важней не слова, не формы, но и не изображённое им, а то, что всем этим сказано и не могло бы быть сказано иначе, какое-то утверждение о жизни, какая-то мысль, которая перевешивает значение всего остального и оказывается сутью, душой и основой изображённого»
Я жажду
Чёрно-белого цвета на всём…
Брезжит безвременье, нет ли?
Как будто бы голоса в ладонях несём…
Гулом наполнены ветви:
Трамвайный дребезг, колокол и метроном,
Вой злой дымохода долог,
И, в хлещущем тоскою, жилище больном
Падает тьма с книжных полок.
Колеблются: память и туманы долин.
Кажимость обрела очи:
Забвеньем опьяняемый взгляд утолим,
Ночи сопутствует очень.
Отсутствуют: чёрный свет на белом снегу,
Солнечная тень Калькутты;
Изверчена стрелками, всегда на бегу
Забытая, бес попутал,
Великая толика вымысла на всём!
Слышатся песни звёзд, нет ли?
Как будто бы на руках тишину несём…
Лугом надбавлены ветви.
Заблагорассудилось и обыденность стала миражом:
Расстелилась гладь заката, гавань, всплески;
Огонёк свечи – хмельным сраженьем, взрывом хохота сражён,
И валялся под ногами окрик резкий;
Навуходоносор – бой шагов, гул зиккуратов, конниц лязг —
Грандиозный холод ка́мней Вавилона.
Умопомрачительная толщина эпох и толща ласк,
И промчались тени копий, непреклонны.
В бездыханной улице рассусоливают скорбь особняки,
На вратах: безвозвратные домочадцы.
Особняком выстоять! Давай, ночь, в урочище сна вовлеки,
Мне бы только до кромки жизни домчаться!
Опознавший осень, луч фонарика, поглощённый тропой;
Остроносая кирха прихожан кличет:
Падает звон… Падшие