Наташа неопределенно махнула рукой, отбросила простыню, встала и, в чем мать родила, побрела к выходу из комнаты, прижав ко лбу ладонь. Остановилась, повернулась.
– А ты ничего не путаешь?
Паша недоуменно пожал плечами.
– Чего тут путать? Увезли ее, все. Толян вот недавно за домом Дика закопал. Вот блин, как одно за другим-то, а? Думаешь, если б я с ней пошел, она бы… Так там вроде был уже кто-то.
Наташа покачала головой, потом тихо, даже как-то вкрадчиво спросила:
– Она умерла на дороге? На той же, где и Дика?..
Паша удивленно посмотрел на нее.
– Ну, я ж говорю… пока «Скорая» притащилась…
Наташа отвернулась и стала одеваться, путаясь в одежде, повторяя про себя: «Ничего, ничего», – словно это было простенькое заклинание, могущее избавить от чего угодно, в том числе и от нелепых мыслей. Ничего не происходит. Ничего страшного. Ничего удивительного. Ничего…
Пляшущие под напряжением провода… Изувеченный пес… Старушка, хватающаяся за сердце… Цветы и ленточки на сером бетоне… Ничего…
Фонарный столб упал – поработало время, был плохо установлен, дожди, плохой материал.
Дик – было темно, а он всегда так любил бегать за машинами – без лая, молча, как тень.
Виктория Семеновна – старая женщина, сердце больное – увидела любимую собаку, превратившуюся в кашу – и для здорового зрелище жуткое. Они тут тоже виноваты – не надо было вообще ее на дорогу пускать.
Венки на столбах – ну, про это она вообще ничего не знает – тут причины могут быть какие угодно – алкоголь, плохая видимость, скользкая дорога, неполадки с машинами.
Все обычно. Все настолько обычно, что это кажется ненормальным.
Все утро Наташа ходила сама не своя. Все валилось из рук, ничего не получалось. Разбила тарелку. Рассыпала крупу. Начала делать салат и порезала палец. Уронила масло. Сожгла яичницу, и завтрак пришлось готовить заново. Паша поглядывал немного удивленно, но ничего не говорил, приписав ее неуклюжесть растроенности по поводу кончины Виктории Семеновны. Уходя на работу, дверь за собой притворил так тихо, что Наташа его ухода даже не заметила.
Кое-как позавтракав и собравшись, вышла на улицу, но повернула не направо, как пять лет подряд, а пошла прямо, к дороге, сама не зная зачем.
Раннее утро, но уже жарко, уже душно – предгрозовое томление продолжалось много дней, и, возможно, дождь так и не пойдет, не увлажнит землю, не прибьет проклятую пыль. Весь мир превратился в огромную раскаленную духовку; небо – яркая, почти белая раскаленная крышка.
Вот оно, то самое место. Наташа остановилась и несколько минут смотрела на асфальт, потом неуверенно скользнула взглядом туда-сюда – не ошиблась ли? Нет, место то. Вот здесь вчера ночью лежал Дик. И, наверное, где-то рядом упала его хозяйка.
Наташа огляделась по сторонам – не видно ли машин – потом шагнула через бордюр и вышла