Правда, ему было немного грустно среди теней и мрачных диких богов. Но даже сама богиня Никта – мать ночи и тьмы, все чаще заглядывала к ним и много времени проводила с ребенком.
В такой компании, не особенно приятной для детской души, но не такой уж и страшной, как могло показаться, ребенок и подрастал.
Но, однажды глядя на то, как играет малыш с Цербером, ставшим рядом с ним почти ручным псом, спросила Никта у Персефоны.
– А красавица наша, когда уходила, не сказала, когда она вернется за ним.
Странно побледнела и замолчала Персефона. Она старалась не думать об этом, представить себе такого никак не могла.
– Она не вернется, – залепетала та, – она не может поступить со мной так жестоко.
– Может, она может все, и тебе это известно.
Ей это было известно, но она не собиралась и думать о том. Она вспомнила об отце своем Зевсе, но даже говорить не стала – всем было известно, что он всегда защищал Афродиту, потому что сам от нее полностью зависел, а остальные дети, помнил ли он их имена и лица, трудно сказать.
Между тем мысль эта страшная уже не оставляла Персефону, ей снилось все время одно и то же сновидение. Она видела во сне, как та врывается в их мир и забирает Адониса, он просит, чтобы его оставили тут, но она увлекает его за собой, и не собирается ничего слушать. Сны Персефоны всегда сбывались. И оставалось только надеяться на то, что случится это не так скоро.
А богиня любви и на самом деле, когда узнала от Гермеса, какой великолепный ребенок вырос у Персефоны, сначала решила, что тот просто шутит, издевается как обычно, хотя и Гермес не рискнул бы рядом с ней шутить. А потом вспомнила, что сама она когда-то и принесла ей этого ребенка. Что удивительного в том, он вырос, вот если бы сгинул, тогда бы она еще спросила с Персефоны за все. И после этого сообщения уже не могла спокойно богиня витать по миру, она решила в самое ближайшее время навестить Персефону.
Помяни Афродиту – она и явится. Никта первой столкнулась с ней, хотя ей этого хотелось меньше всего, она понимала, что значит ее появление.
– И что же тебя привело к нам, – все-таки стараясь хранить спокойствие, спрашивала она.
– А ты не знаешь этого? Мне нужен мой Адонис.
Усмехнулась богиня тьмы.
– А почему это он твоим стал вдруг?
– Интересно, да если бы я его не спасла и не принесла к вам, видели бы вы моего ребенка.
Она вдруг странно взволновалась, и казалось ей, что отнять у нее хотят что-то очень большое и важное, то, что уже успело стать частью ее самой.
Так в спорах и упреках они до Персефоны и добрались. И когда увидела Афродита прекрасного юношу, то невольно улыбнулась –