– А вот и мы! – улыбнулась юница.
– Ну, заходите, раз пришли, – молвил я с расчётливой сухостью.
Олечка потопала сапожками в прихожей – приплод даже не шелохнулся.
– Мы заходили и звонили, но вас Валентина Ивановна прячет, – посетовала юница.
– Хочешь бульона или каши? – спросил я.
– Нет, мы позавтракали, – сказала она, снимая с себя приплод поначалу, а потом и куцую курточку.
– А вот и мы! – вдруг молвили сзади.
И тут случилось явление – в прихожую стали вваливаться… все мои закадычные детки. Первым внедрился Васенька Кладезев, за ним – Тамара Шконько и Сашенька Бийская, а после – счастливые и улыбающиеся Окунцова Татьяна и Алёшенька Песников.
– Как вас много! – успел шепнуть я, преграждая им вход.
3
– Думали от нас спрятаться! – вскричал Васенька Кладезев. – Савва Иванович! – вздохнул он ещё и обнял меня так, что понурые кости мои затрещали.
– Так возмужал!.. – шепнул я.
– А я? – ревниво втемяшился Песников.
– Похорошел необыкновенно, – ответствовал я новоявленным шёпотом.
– Мы ему и звоним и заходим к нему, а нам говорят: его нет и не будет! – покоробилась Тамара Шконько.
– Недоступен, хуже министра, – согласилась Татьяна.
В прихожей мы не помещались. Тогда меня втолкнули в зал, и объятья с целованьями продолжились там. Иные из юниц лили слёзы, заплакал без вниманья и межчеловеческой пристальности Олин приплод.
– Олька, – крикнул Васенька, – уложи куда-нибудь киндера, чтобы не вякал и встречу не портил!
– Мне покормить его надо, – ответила та.
– Ну, так корми! Что стоишь?
Конихина села на диван, расстегнула лазоревую кофточку. Нимало не стесняясь, обнажила грудь, к коей тут же деловито присосался поднесённый приплод.
– И мне немного оставь! – бросил Васенька. – Я тоже хочу.
Тамара и Танечка всё висли на согбенной и жестокой моей вые. Сашенька дождалась своей очереди и поцеловала меня в губы.
– Да, Савва Иванович, вы наш, вы не должны от нас прятаться, – резюмировала она с некоторыми спиритуализмом и прободением духа.
С непривычки эти осязания и лобызания меня несколько обожгли, ошеломили.
– А вы совсем не говорите, Савва Иванович? – спросил Васенька.
– Прострелено горло – несмыкание связок, – ответствовал я в полную силу, то есть шёпотом.
– Несмыкание? Связок? – задумался Васенька.
– Васька, ну, ты совсем уж дурак? – одёрнула юношу Тамара Шконько.
– Ничего, – шепнул я примиряюще.
Тот, впрочем, и так не слишком смущался.
– Юницы! А вы чего стоите – слёзы льёте? Ну-ка, быстро на стол собирайте! – распорядился Кладезев. – Лёшка, давай! За встречу!
Тут только