Из продолжения завещания можно сделать вывод о том, что Фаринелли не любил Анну и не доверял ей:
«С тем, чтобы оградить вышеназванного дона Маттео Пизани от изнурительных мыслей и тревоги, неотъемлемых от супружеских, семейных и прочих забот, я завещаю и желаю, чтобы ни жена его, синьора донна Анна Гаттески, ни какой-либо иной член семьи Гаттески не имел прямого или косвенного доступа к управлению и распоряжению любой частью моего состояния и не мог оказывать влияние на него»
Далее, Фаринелли говорит о том, что приданое так и не было выплачено, но эта проблема его больше не занимает, и указывает на то, что Анна, при всей своей экстравагантности, все равно быстро бы растратила эти деньги. Если бы Маттео Пизани скончался раньше своей жены, то она получала бы ежегодную ренту в 1200 болонских фунтов, при условии, что она не вышла бы замуж повторно.
«Я оставляю синьоре Анне Гаттески все, что подарил ей при моей жизни и что перечислено в реестре, составленном мною в 1775 году, именно в 1775; все это останется в ее собственности, за исключением кольца с бриллиантом в форме сердца, золотых четок, а также чашки и блюдца для шоколада»
Эти странные исключения из наследства, имеющие скорее сентиментальную ценность, могут указывать на, испытанную в этом «1775», страсть к женщине, сменившуюся обидой. Но Хэриот предполагает простую ссору родственников.
В своем завещании Фаринелли просил, чтобы его похоронили в мантии ордена Калатрава, на кладбище