– Призыв к вечерней молитве, – Рокот пристально посмотрел на жену. – Новый приказ Ериха Великого. Глашатаи весь день кричали на рыночной площади, а рыцарям я объявлял лично.
– Мог бы и мне объявить, – Мирта поджала нижнюю губу и продолжила медленно резать хлеб. Ее маленький рот с возрастом стал суховатым, исчертился морщинками, но глаза все так же живо горели из-под опущенных ресниц. Темные кудри как в юности падали на лицо, отчего она привычно и мягко щурилась. Да, раньше не пестрела проседь, не сутулились плечи, талия была тоньше… но разве это важно?
Важно то, что сегодня он мог бы объявить и о новом приказе Ериха, и о том, что это последний вечер перед долгим походом. Но так не хочется разрушать тишину, пряную от запаха яблоневых поленьев и горячего хлеба.
Не хочется видеть в глазах Мирты страх. И тоску.
Рокот отвернулся к решетчатому окну. Тонкие струи дождя стекали по слюдяным кругляшкам, в которых дробились отсветы уличных фонарей.
– Тогда садимся ужинать, – вздохнула Мирта, – раз уж сам Ерих Великий теперь выбирает для этого время. Схожу за девочками.
Мягко скрипнула дверь, и только тогда Рокот обернулся, оглядел будто бы чужую гостиную, полную странно знакомых вещей. Бордовые гардины с золотистыми кистями, скатерть, вышитая Миртой, старинный буфет отца, высокое кресло у очага и длинная скамья напротив. Привычный мир с каждым выдохом становился все более чуждым.
Одну за другой он расстегнул без малого десяток пуговиц, снял жакет и остался в одной рубашке. Из внутреннего кармана выпал сверток, глухо стукнул о дощатый пол. Повесив жакет на спинку стула, Рокот поднял холстину, развернул и высыпал из алого шелкового мешочка четыре серебряных раструба.
Рано утром, еще до построения, Слассен, настоятель дворцового храма, перехватил Рокота в казармах и передал ему свиток с указом и распоряжением выделить отряды для подкрепления слов глашатаев: провожать каждого заблудшего прихожанина на вечернюю молитву. Внутри свитка лежал этот сверток. Вместо пояснений Слассен растекся лягушачьей ухмылкой и пообещал вечером навестить Рокота дома.
Да, это именно то, чего так не хватает, – храмовник за ужином!
Какую тайну скрывают раструбы? Почему мешочек из шелка? Он не пропускает тепло, но храмовник не должен пятнать себя магией. Тем более главный храмовник.
Тяжелая дверь приоткрылась, в столовую скользнула Лилу и присела в глубоком реверансе. Рокот поспешно схлопнул сверток, сунул его в карман.
– Мир и покой этому вечеру, Лилу.
– Мир и покой, отец, – она озорно вскинула голову, разметав темные, как у матери, кудри, и с ногами забралась на стул. Платье малиновыми складками спустилось до пола.
– Новое платье? Взрослое? – Рокот не мог сдержать улыбки: до того у дочери от гордости разгорелись щеки. – Тогда и сидеть надо как взрослая. Опусти ноги, выпрями спину…
– Урок хороших манер? – рассмеялась Мирта и за руку подвела маленькую Амалу к столу.
Лилу покраснела еще сильнее, и Рокот сменил тему:
– Все слышали