30 апреля 1995 года, в день памяти обретения мощей Александра Свирского, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн в своей резиденции на Каменном острове перед образом Тихвинской иконы Божией Матери благословил иеромонахов Валаамского монастыря Александра (Гордеева) и Феофана (Краснова) возобновить Тихвинский Богородичный Успенский монастырь.
Тогда же был подписан Устав монастыря, и началось, как говорил игумен Александр (Гордеев), «хождение по мукам» – оформление документов.
Как видно из составленной отцом Варлаамом летописи, 12 мая 1995 года Управление юстиции Ленинградской области зарегистрировало Гражданский устав монастыря.
2
Не менее символично и другое совпадение.
Мы уже отмечали, что в 1928 году, когда красноармейцы выгоняли последних монахов из Свято-Успенского Тихвинского монастыря, в роддоме на территории обители родился Александр Гордеев, которому суждено будет стать первым игуменом возрожденного Свято-Успенского Тихвинского мужского монастыря…
Детство его прошло на погосте Сенно, из окрестностей которого при Василии III Иоанновиче возили в Тихвин известняк для строительства Успенского собора. Здесь, в Сенно, служил в храме дед Александра Гордеева, здесь и воцерковлялся будущий настоятель Тихвинского монастыря…
Сам он офицер, военный летчик.
Когда вышел в отставку, работал в музее «Исаакиевский собор», потом принял постриг на Валааме, а 16 июля 1995 года Постановлением Священного Синода назначен настоятелем Свято-Успенского Тихвинского монастыря.
На первых порах монастырю вернули кроме «церкви на крылечке» лишь Поварской корпус с совершенно не приспособленными для проживания помещениями. Даже настоятелю негде было поселиться, и он жил в ризнице, где располагались тогда еще и монастырская библиотека, и канцелярия…
Помню, когда я первый раз увидел на службе эту монастырскую братию, защемило сердце. Никак не соответствовала ее численность размерам монастыря и объему предстоящей монахам работы.
Но шла служба, неторопливо, состоятельно расспрашивая каждого, вел исповедь настоятель. И хотя порою в молитвы врывались доносящиеся с расположенного рядом с церковью катка: «Девочка! Девочка! Я тебя хочу!» – нынешняя, бесстыдно-разухабистая музыка, но стоящие в церкви, казалось, и не слышали ничего, молитвенно-отрешенными были их лица.
И в этой неспешности исповеди, когда, казалось бы, можно и поторопиться, поскольку кругом одни неотложные дела, и в этой молитве, перекричать которую не мог радиорупор, ощущались неколебимая твердость и бесстрашие.
Помню, что тогда меня удивило спокойствие, с которым игумен Александр (Гордеев) говорил и про разухабистую музыку, и про оскверненное монастырское кладбище. Не было в нем никакого раздражения, все время игумен улыбался – яркому солнцу, моим вопросам, мальчишке, пристроившемуся к нам и время от времени встревавшему в разговор со своими рассказами.
Отгадка