Теперь было понятно, почему гранаты в его пушке не детонировали, они были защищены от такой стандартной, в общем-то, хитрости, как стрельба по оружию, хотя это и потребовало дополнительного веса в амуниции. Я выпрямился, постоял еще миг, жалея, что остался безоружным, и взгляд мой встретился с его глазами, упертыми в меня из-за армированного, стеклопластового забрала.
Это может показаться невероятным, но он оставался спокойным, это был тип, клинически не способный волноваться. Тем не менее на этот раз он проиграл и очень удивлялся этому. Всего лишь удивлялся, но не злился и не боялся… Сумею ли я умереть так хладнокровно, подумал я и побежал дальше. Дел оставалось еще много, а я здорово задержался с этим парнем.
11
Может показаться, что все получилось классно, быстро и легко. На самом деле я припозднился. Я сообразил это, когда уже летел к площадке с машинами, и склонен был поздравить себя с успехом. Причин тому было несколько. Во-первых, охранники на холме наконец сообразили, что стрельбой тут не отделаешься, нужно браться за дело основательно, спускаться с холма и как-нибудь маневрировать. Но эти трое, как и остальные, были тяжеловесами, бегали плохо, и пока их можно было в расчет не принимать. А во-вторых… Вот от этого второго у меня душа в пятки ушла, хотя я знал, что так может произойти, ожидал этого, и все-таки, когда стало ясно, что это произошло, чуть на зарыдал от огорчения.
Дело в том, что все транспортные средства, которые попадают на зону с заключенными, оборудуются довольно сложной автоматикой, препятствующей ее захвату. Вот и легковой мобильчик, к которому я летел сейчас, вдруг вычислил, что происходит нечто несанкционированное. А потому, кажется, даже без специального радиосигнала зафуркал, зарычал не совсем исправным движком и приготовился отвалить.
А именно на него у меня была главная надежда. Выйти из-под огня охранников – неплохо. Но следует еще удрать от средств обнаружения и преследования, всех этих автоматических «гончих», крылатых ракет, поисковых и наблюдающих орнитоптеров, вертушек с пушками на борту, блокирующих антигравов и всякой прочей электронно-военной нечисти. И сейчас единственная наша надежда должна была раствориться в пыли грунтовой харьковской дороги, чтобы я больше никогда ее не увидел.
Мотор мобиля потарахтел, потом деловито загудел. Я бежал уже так, что даже не ветер свистел в ушах, а визг в голове стоял, и все равно не успевал. Слишком я медлил, слишком неспешно и раздумчиво дрался, слишком легкомысленно отнесся к необходимости захватить транспорт.
И вдруг мотор мобиля взвыл, потом перешел