Водителем потрепанной полуторки был обстоятельный сержант лет тридцати пяти. Взгляд недоверчивый и внимательный одновременно. На выцветшей гимнастерке висела медаль «За отвагу» и прямоугольная нашивка за тяжелое ранение. Выглядел бодро, на первый взгляд никакого видимого увечья, и только когда ускорял шаг, становилось заметно, что он слегка припадает на правую ногу. Внешность его вызывала расположение: большой, сильный, неторопливый, а широкая грудь была просто создана для орденов.
– Вы водитель?
– Так точно!
– Мне сказали, что вы можете меня подбросить до места.
– Меня тоже предупредили. Куда именно направляетесь, товарищ капитан?
– Мне в Немировку, под Бровками.
– Знаю, – кивнул сержант. – Я как раз через Батьков еду, рядом с Немировкой. Только у самого села дорога танками разбита. Весной в ней даже самоходки вязли. А сейчас на этой жаре все засохло, и такие колдобины образовались, что на полуторке не проехать, разве только на трехтонке. Можно, конечно, и в объезд, но это все время… Ничего, если я вас в километре от Немировки оставлю? Машина-то у меня старая, вся гремит, может не выдержать такого насилия, – начал он неловко оправдываться. – Я уже четвертый грузовик поменял, но ни один из них такой развалюхой не был. Сейчас сплошную фанеру штампуют. Вот посмотрите, даже кабина из фанеры. Я, конечно, понимаю, все железо на танки и пушки ушло… Надо бить фрица! Только ведь в этой полуторке из металла один лишь двигатель. Если меня где-то крепко тряхнет на кочке, моя машина просто вся рассыплется на дощечки.
Капитан Романцев улыбнулся. Ему нравился этот основательный и неторопливый сержант. В чем-то обыкновенный. Но именно от таких обыкновенных солдат и зависит успех победы. Выносливые, аккуратные, все понимающие. Для них любое дело – важная работа, которую следует выполнить исправно, будь то поездка в соседнюю часть, чтобы привезти бойцам пару мешков картошки, или штыковая рубка у бруствера противника.
– Не переживай, я привычный. Уж километр как-нибудь пройду. К тому же пешие прогулки полезны для здоровья.
– Это смотря кому, – покачал головой сержант, явно не соглашаясь. – С год назад я через лес в штаб шел. Вот мину и зацепил, – указал он на покалеченную стопу. – Хорошо хоть живой остался, правда, ногу малость подкоротили.
– Так тебя же должны были комиссовать, – удивился Тимофей.
– Меня и комиссовали… – ответил сержант. – Домой вернулся, в Курскую область… А вместо избы – глубокая яма. Снарядом разнесло. Жена и двое ребятишек под обломками остались. – Говорил он спокойно, как делают это люди, пережившие давнее горе. Только ранняя седина, что обильно проступала в его густых темно-русых волосах, красноречиво свидетельствовала о том, что душа его крепко перепахана скорбью. Более ей не цвести. Не осталось на ней ни одного живого