И пришел к ужасному выводу: только обстановка комнаты Лумиса стоила больше, чем он, Кромптон, мог бы заработать в качестве клерка, живи он хоть три жизни подряд.
Лумис протянул стакан Кромптону.
– Это мед, – сказал он. – Крик моды этого года в Элдерберге. Скажите, как он вам понравится.
Кромптон отхлебнул медового напитка.
– Восхитительно, – сказал он. – Наверно, дорого?
– Довольно-таки. Но ведь за такое ничего не жаль отдать, не правда ли?
Кромптон не ответил. Он пристально рассматривал Лумиса и заметил признаки разрушения в его Дюрьеровом теле. Он внимательно исследовал правильные, красивые черты его лица, марсианский загар, гладкие, мышиного цвета волосы, небрежное изящество одежды, тонкие лапки морщинок возле глаз, впалые щеки, на которых видны были следы косметики. Он рассматривал улыбку Лумиса – обычную улыбку баловня судьбы, – надменный изгиб губ, нервные пальцы, поглаживающие кусок парчи, всю его фигуру, самодовольно развалившуюся в изысканном кресле.
Вот, думал он, стереотип сластолюбца, человека, живущего только ради своих удовольствий и неги. Это само воплощение сангвинического темперамента, в основе которого лежит Огонь, – потому что слишком горяча его кровь, она рождает в человеке беспричинную радость и чрезмерную привязанность к плотским удовольствиям. Но Лумис, так же как и Кромптон, всего лишь стереотип, с душою мелкой, глубиной всего в сантиметр, все желания которого легко предугадать, а страхи очевидны для всех и каждого.
В Лумисе сосредоточились те неосуществленные стремления Кромптона к наслаждениям, которые в свое время были отторгнуты и теперь предстали перед ним как самостоятельная сущность. Этот единственный принцип – наслаждение в чистом виде, – которым Лумис руководствовался в своей жизни, был совершенно необходим Кромптону, его телу и духу.
– Как вам удается сводить концы с концами? – резко спросил Кромптон.
– Я получаю деньги, оказывая услуги, – улыбаясь, ответил Лумис.
– Попросту говоря, вы вымогатель и паразит, – сказал Кромптон. – Вы наслаждаетесь за счет богачей, которые толпами стекаются в Элдерберг.
– Вам, брат мой трудяга и пуританин, все это представляется именно в таком свете, – сказал Лумис, закуривая сигарету цвета слоновой кости. – Но я смотрю на вещи иначе. Подумайте сами. Сегодня все делается во имя бедных, будто непредусмотрительность – это какая-то особая добродетель! Но ведь и у богатых есть свои нужды! Их нужды совсем не похожи на нужды бедняков, но от этого они не менее настоятельны. Бедняки требуют еды, крова, медицинского обслуживания. Правительство превосходно справляется с этим. А как же нужды богачей? Людей смешит сама мысль о том, что у богатого могут быть свои проблемы. Но разве оттого,