Многие страницы святого Бернарда можно свести к логическим схемам, к синоптическим таблицам в две или три параллельных колонки, где идеи и звуки имеют строгое соответствие. Весь его труд «О размышлении», особенно пятая книга, в этом смысле – подлинно мастерское дело. То же самое можно сказать о 39-й проповеди на Песнь Песней, в которой речь идет о коннице фараона: шесть других выдержек из текстов Бернарда развивают ту же тему в соответствии с различными замыслами; здесь же ему удалось освободиться от всего, что могло бы восприниматься как жесткость и чрезмерная настойчивость в воспроизведении элементов уже усвоенной символики. Он оставляет место для творческого воображения читателя. Все происходит так, как если бы Бернард заранее видел всю свою книгу или весь текст проповеди в целом как большую картину; как если бы он видел место, которое там должна занимать каждая идея, каждая фраза и почти что каждое слово.
Второе действие, присущее акту литературного творчества, – собственно написание. Оно тоже требует сильнейшей сосредоточенности ума. Каждое выбранное слово одновременно точно, гармонично и созвучно контексту. Язык Бернарда чаще всего – язык библейский, и в зависимости от ключевого слова каждой части он обычно заимствован у святого Павла или у святого Иоанна, из Песни Песней или из другой книги Священного Писания. Он может носить как умозрительный, так и несколько юридический характер. Но это всегда язык латинского христианского мира, а не светская речь; он несет на себе явственную печать монашества. Насыщенность слов сочетается с их музыкальностью. Устное произнесение текста во многом – дело слуха. Бернард стремится создавать звуковые впечатления, если они не возникают сами собой. Так, например, когда он восхваляет победу и добродетель святого Виктора, его текст изобилует слогами, начинающимися с v;