Подобный способ неизбежно влек за собой уничтожение существующих дорог, снос зданий и в некоторых случаях – постройку временных дорог, чтобы затем восстановить существующие. Это означало выемку сотен тысяч кубических метров земли и всевозможного мусора, что угрожало проложенным водопроводным и газовым трубам, а также существующим сточным каналам. Добавьте сюда кошмарный нескончаемый шум от сноса зданий, а главное – от самой стройки. С чем сравнить такое? Пожалуй, со взрывом бомбы где-нибудь в местах протекания зловонной лондонской речки Флит, причем взрывы эти происходят ежедневно на протяжении последних двух лет.
Работы велись круглосуточно. Когда темнело, освещение давали факелы и жаровни. Землекопы трудились в две смены. Начало и окончание смен возвещали три удара колокола в полдень и полночь. Были и смены покороче – дежурные, когда работники делали то, что нужнее всего в данный момент, переключаясь с одной изнурительной монотонной работы на другую. Но туннели никогда не пустовали.
Основную часть шума производили семь конвейеров, используемых на строительстве. Один из них находился неподалеку от места, где сейчас стояли Фаулер и чета Пирсонов. Сооружение представляло собой деревянный помост, выходящий из шахты и возвышающийся над поверхностью на семь с лишним метров. Он доставлял наверх землю с места проходки, загрязняя поверхность и производя пронзительный, звенящий шум. Конвейер обслуживали бригады землекопов. Часть находилась в шахте, часть на поверхности, а некоторые, словно лемуры, висели на стенках. Их обязанностью было следить, чтобы качающиеся ведра с землей исправно поднимались на поверхность и не застревали по дороге.
Землекопы на поверхности трудились возле гор выброшенной земли. Их лопаты мелькали без устали, нагружая землей телеги. Над каждой из четырех телег, ожидавших погрузки, кружились чайки, рассчитывая поживиться. Они ныряли вниз, затем снова взмывали вверх, совершенно равнодушные к начавшемуся дождю.
Фаулер повернулся к Чарльзу, который казался больным – по крайней мере, он прижимал платок к губам, – но в остальном выглядел довольно бодрым. Фаулера изумляла неукротимость Пирсона. Размышляя о ней, инженер-путеец так и не мог понять, называть это решимостью или безумием. Над Пирсоном смеялись почти двадцать лет; с того самого дня, когда он впервые предложил построить подземную железную дорогу. «Поезда в сточных канавах»[3], – заявил какой-то острослов. А потом насмешки над Пирсоном стали частью лондонской жизни. Смеялись над ним и когда он выдвинул идею пневматической железной дороги, где вагоны приводились бы в движение сжатым воздухом. «Толкотня в трубе» – так это виделось шутникам. Неудивительно, что более десяти лет кряду Пирсон являлся постоянным персонажем журнала «Панч», который недурно зарабатывал, печатая карикатуры и анекдоты об «отце» подземки.
Затем,